Вальтер Шелленберг: Лабиринт

Я пододвинул свой собственный багаж, который к тому моменту уже был осмотрен, вплотную к несессеру и в тот же момент оглянулся, чтобы проверить, не наблюдают ли за мной. Затем я быстро схватил пачку аспирина и одновременно уронил под стол свою щетку для волос. Нагнувшись, чтобы поднять ее, я сунул таблетки в рот. Они действительно были очень горькими, кроме того бумажная упаковка, в которую они были завернуты, застряла у меня в горле, поэтому мне пришлось снова уронить щетку для волос и сделать вид, что я занят ее поисками под столом, в то время, как я старался с трудам все это проглотить. К счастью никто ничего не заметил.

Затем начался допрос: Откуда мы приехали? Куда мы направлялись? Кто те друзья, скоторыми мыдолжны были встретиться? Какого рода дела собирались мы обсуждать? Я ответил, что отказываюся отвечать до тех пор, пока нам не предоставят возможность посоветоваться с адвокатом. Я также вполне убедительно пожаловался на то, как с нами обращаются. Они зашли слишком далеко, этому нет никакого оправдания, Они видят, что наши документы и наш багаж в полном порядке, и у них нет никакого права задерживать нас. Я намеренно стал вести себя грубо и заносчиво, и, по-видимому, это подействовало. В поведении нескольких полицейских появилась заметная неуверенность, но остальные были настроены продолжать допрос. Так мы пререкались около полутора часов, когда внезапно открылась дверь и вошел лейтенант Коппенс. Он показал полицейским какие -то бумаги- я пытался взглянуть на них, но мне это не удалось - и отношение полиции к нам сразу же изменилось.

Когда мы вышли из полицейского участка, то увидели сидевших в "Бюике" капитанаБеста и майора Стивенса. Они объяснили, что все происшедшее - ужасная ошибка. Они ждали нас на другом перекрестке, а потом долго разыскивалм нас. Они снова и снова мзвинялись, говоря, что все это неприятное, досадное недоразумение.

Разумеется, для меня было ясно, что все случившееся было подстроено ими. Они сипользовали арест, обыск и допрос, как прекрасный способ проверить нас, чтобы убедиться, что мы на самом деле те, за кого себя выдаем. Я понял, что нам следует быть готовым и к другим проверкам.

До Гааги мы доехали очень быстро. Добравшись до места, мы вошли в большую комнату в ведомстве майора Стивенса. Здесь и начались наши переговоры. С британской стороны их основным участником был капитан Бест. После тщательного и подробного обсуждения мы пришли в итоге к следующему соглашению:

За политическим свержением Гитлера и его ближайших помощников должно было последовать немедленное заключение мира с Западными державами. Следовало выработать условия возвращения прежнего статуса Австрии, Чехословакии и Польши; отказ от германской экономической политики и возвращение ее к золотому стандарту. Одним из наиболее важных предметов нашего обсуждения была возможность возвращения Германии колоний, которые ей принадлежали до Первой мировой войны. Этот вопрос всегда очень интересовал меня, и возвращался к нему несколько раз. Я подчеркнул, насколько важно для всех, чтобы у Германии был предохранительный клапан для избыточного населения, в противном же случае германское давление на ее восточные и западные границы будет по-прежнему создавать очаг напряженности в Центральной Европе.

Наши партнеры по перговорам признали важность этой проблемы и согласились, что должно быть найдено решение, которое бы удовлетворяло Германию. Они считали, чтот может быть найдена формула, которая бы обеспечила Германии необходиые экономические права и преимущества и которая была бы политически согласована с существующей системой мандатов.

В заключение мы оформили результаты переговоров в виде меморандума. Затем майор стивенс вышел, чтобы по телефону проинформировать Лондон о достигнутых результатах. Примерно через полчаса он вернулся и заявил, что Лондон отреагировал положетельно, но соглашение еще должно быть согласовано с лордом Голифаксом, министром иностранных дел. Это должно было быть сделано немедленно, и мы могли рассчитывть на определеннное решение в течение вечера7 В то время с нашей стороны было необходимо заявление онамерениях, которое бы представляло собой конкретоное и окончательное решение германской оппозиции и включало бы в себя точные временные рамки.

Перговоры продолжались коло тех с половиной часов. К концу их у меня разыгралась неводдельная головная боль, главным образом из-за того, что я выкурил слишком много крепких английских сигарет, к которым не привык. Пока майор Стивенс разговаривал с Лондоном, я пошел освежиться в умывальную комнату, где подставил запястья рук под струю холодной воды. так я стоял, погрузившись в размышления, когда незаметно вошедший капитан Бест внезапно сказал своим мягким голосом:"Скажите, вы всегда носите монокль?"