Вишну Кхандекар - Король Яяти

После отъезда Качи и королевы-матери я почувствовала себя очень одинокой. Что ждет меня в будущем? Деваяни так и будет держать меня в Ашокаване, пока не состарюсь? На помилование нет никакой надежды.

Прибыв в Ашокаван, Кача сразу спросил обо мне и разыскал мою каморку в дальнем углу двора. Увидев его, я встала на ноги и не садилась, сколько он меня ни уговаривал.

— Шармишта больше не принцесса, которой дозволяется сидеть в твоем присутствии. Я самая обыкновенная прислужница.

— Шармишта, разве знает мускусный олень об аромате мускуса? Так и ты. Черная работа не может сделать тебя иной, чем ты есть. Ты можешь жить рабыней, но душу твою нельзя поработить. Разве не к этому устремлены усилия мудрецов, которые подвергают испытаниям плоть, чтоб дать душе свободу?

— Но, Кача, — сказала я, страдая от смущения, — я прислужница Деваяни, которая никак не может угодить ей. Мне ли рассуждать о возвышенном! Я должна все время помнить — мне суждено прожить жизнь рабыней, так и не став ни женой, ни матерью.

— Ты не прислужница, а моя сестра! У меня две сестры — Деваяни и Шармишта.

Кача смотрел прямо в глаза и продолжал:

— Но ты мне больше чем сестра — ты моя наставница. Я ведь считал, что приношу себя в жертву, когда отправился на поиск секрета сандживани, но ты пожертвовала большим. Я недостойный ученик твой, и я тебя молю не думать о себе как о служанке. Пускай весь мир видит в тебе служанку, для меня ты королева. Не ты рабыня, а Деваяни — порабощенная страстями, тщеславием, самовлюбленностью. Раб тот, кто не в силах совладать с собой. А ты — ты отказалась от себя, от собственного счастья и приехала в Хастинапуру. Ты избрала самый прямой и самый трудный путь от человека к богу — самопожертвование. Ты не прислужница, Шармишта, ты святая, Я понимаю, неловко младшей сестре, когда перед нею склоняется старший брат, но ты только по возрасту моложе меня, зрелостью души ты меня превосходишь. А потому…

И Кача, молитвенно сложив руки, склонился передо мной.

В растерянности я бросилась к Каче, сжала его руки и тут же испугалась: ему, отшельнику, должно быть неприятно прикосновение женщины! Я не забыла, как у Шукры в обители он все время держался на расстоянии от Деваяни. Я попыталась было отдернуть руки, но Кача мне не дал.

Он все понял:

— Сестра моя, не всякого прикосновения избегают! Если бы здесь была моя мать, разве, не желая отпускать сына, она бы не удерживала его руками? У любви есть свои права, Шармишта!

Великий боже! Кача действительно зовет меня сестрой! Что мне еще надо?

— Сестра моя! — продолжал Кача. — Благословенная моя сестра! Ты познала материнство прежде, чем стала женой. Ты мать всего королевства асуров. Я могу пожелать тебе только, чтоб не убывала в тебе сила духа, благодаря которой ты сумела пожертвовать собой!

Кача укреплял мой дух, но как только он уехал, меня охватила глубокая тоска.

Я пыталась снова найти прибежище в рисовании и рисовала все, что попадалось на глаза, но моя отяжелевшая душа не откликалась на красоту природы.

Воспоминания опять исподволь завладевали мной. Красный кружок, который пальцем я поставила на лбу его величества, когда он уходил в поход. И пальцы Качи, которыми он придержал мои. О, это было не одно и то же!

Я плохо спала ночами. В тишине я слышала шум реки, катившей свои волны в море. Волнами кровь бежала в моих жилах, горяча тело. Мне снились путаные сны… Однажды ночью я никак не могла уснуть. Я зажгла светильник и села рисовать. Мне пришла на память история короля Пуруравы и его возлюбленной Урваси, и я стала набрасывать сцены из легенды. Ночь была душной, рука моя двигалась вяло, мысли разбегались, и я сама была удивлена, когда увидела, что Пурурава на моем рисунке — вылитый король Яяти. Я обрадовалась, ибо много раз слышала от королевы-матери, что ее Яяти весь в деда. Ну а Урваси? Конечно, это Деваяни, неземная красота которой одна лишь и могла подсказать мне черты небесной танцовщицы. Дело не только во внешнем сходстве — мне, столько раз слышавшей, каким тоном обращается Деваяни к мужу, нетрудно было представить себе, как произносит она слова Урваси:

— Невозможно завладеть навеки женским сердцем, ибо женщина в сердце своем ненасытна, как волчица…

Портрет его величества — в образе короля Пуруравы — явно удался мне, и я решила его закончить. Несколько дней, проведенных за работой над портретом, были счастливыми. Завершив работу, я поместила портрет в угол и, посмотрев с расстояния, осталась им довольна. Я не могу считать себя художницей, но черты его величества я уловила и запечатлела.