Промокший насквозь гонец пал к моим ногам.
— В чем дело? — спросила я.
— Ваше величество, не во дворце ли святой?
Я знала, что Каче никакой ураган не мешает погружаться в глубокое созерцание. Должно быть, ушел подальше и сидит там в позе лотоса, а королева-мать, встревоженная его отсутствием, ничего лучше не придумала, как разослать на поиски гонцов!
— Нет, святой Кача здесь не появлялся, — пожала я плечами.
— Не Кача, ваше величество, тот, другой святой! Святой Яти.
— И что же с ним?
— Был в Ашокаване вечером, прошел к себе, а потом ее величество королева-мать заглянула, а в покоях пусто…
На другой день по столице распространился странный слух: будто видели, как Яти пересек Джамну, ступая прямо по ее вспененным водам!
Где укрылся Яти под покровом мрака, как удалось ему ускользнуть из-под бдительного караула, куда ушел он в дождь и бурю, прошел ли он по водам Джамны или утонул в реке — никто не мог наверняка сказать.
«Ну и слава богу», — подумала я.
Через несколько дней я отправилась в Ашокаван справиться о здоровье королевы-матери. Я застала ее в глубокой печали, но на мои уговоры возвратиться во дворец она ответила отказом. Она предпочитает Ашокаван, сказала королева-мать.
В Ашокаване я встретилась с Качей, но мимолетно. Кача не бывал у меня во дворце. Зато король что ни день ездил в Ашокаван, а возвращаясь, неизменно сообщал мне:
— Беседовал с Качей и просто не заметил, как пролетело время. Приятно встречаться с друзьями юности.
У Качи находилось время для бесед не только с королем, он был готов выслушивать кого угодно, выполнять поручения и просьбы… Любого. Кроме Деваяни.
Когда я его спросила:
— Не навестишь ли ты нас во дворце?
— Если найдется время, — ответил Кача.
Он ни о ком, кроме себя, не думает! А Деваяни он так и не сумел понять!
Но что-то мне подсказывало, что Кача рано или поздно появится у меня. Сам придет. Каждое утро сердце с надеждой ожидало, что уж сегодня Кача непременно прибудет во дворец. Прибудет без предупреждения, застав врасплох. Я начинала радостно готовиться: кресло, напоминающее трон, блюда с отборнейшими фруктами, гирлянды из любимых его цветов, опахала из павлиньих перьев. Ведь Кача живет по своим правилам, кто знает, когда он вздумает явиться ко мне? Увядали цветы, истекали соком фрукты, солнце скатывалось на запад. Проходил день. Другой. Недели.
О чем Кача часами беседовал с королем? На меня у него не было времени.
Меня охватило негодование. В конце концов, Кача прибыл в Хастинапуру по моему приглашению. Как он смеет пренебрегать правилами вежливости и не являться ко двору!
Конечно же, я ожидала не церемониального визита: хоть раз, один хоть раз мог бы Кача прийти ко мне с открытой душой, чтоб мы с ним свободно болтали, вспоминали бы счастливые дни в отцовской обители. Пусть воспоминания вызовут слезы на моих глазах, пусть потоком слез унесет влюбленную Деваяни. Останется королева.
Но ведь я уже однажды поклялась больше никогда не плакать — когда Кача сказал мне те беспощадные слова. И ушел. Прощаясь с отцом, я низко поклонилась ему, он возложил руку на мою голову. Я чувствовала дрожь его рук, у меня перехватило горло, но я не позволила себе расплакаться.
А теперь я мечтала поплакать у Качи на плече — чтоб слезы смыли с души тяжесть давнишних, нежных воспоминаний?
Говорят, в слезах есть радость. Может быть, для тех, кто слаб духом. Но плачущая королева Деваяни? Плачущая от глупых полудетских воспоминаний? Ну, нет!
Я уже почти не сомневалась, что Кача уедет, так и не повидавшись со мной. Но он пришел во дворец, пришел, когда я перестала ждать.
Я захлопотала вокруг Качи, засуетилась. Слуги бегом внесли троноподобное кресло, но Кача сел на пол, подостлав оленью шкуру.
— Кача, — умоляла я, — посиди в кресле!
Кача смеялся и со шкуры не вставал.
— Красивое кресло, — сказал он. — И в нем наверняка удобно. Но мне не хотелось бы нарушать правило, по которому я положил себе жить.
— Что это за правило?
— Очень простое. Если человеку хорошо спится на оленьей шкуре, зачем ему пуховые подушки? Если человеку приходится питаться ягодами и кореньями, ему лучше избегать приглашений на обеды. Деваяни, язык наш — враг наш, и не только потому, что он болтает глупости, а еще и потому, что, попробовав вкусное, он долго помнит этот вкус. Ему хочется еще и еще.
— По твоим правилам, — поддразнила я Качу, — мне бы не следовало носить эти красивые наряды, хоть я и королева!
Читать дальше