Ирвин Шоу - Бог здесь был, но долго не задержался (сборник рассказов)

Этот тип смотрит на свои неподвижно лежащие на столе руки... Вдруг она представила себя, как что-то объясняет своей дочери: "Франсес, дорогая, завтра аист принесет тебе подарок".

-- Мне противна сама мысль об этом,-- проговорила она.-- Своими руками погублю собственную жизнь.

О Боже! И не представляла, что способна произнести такую фразу.

-- Нет, он этого не сделает, он не подпишет моей бумаги, не подпишет! К тому же у меня бывают дни тяжелейшей депрессии. Порой меня охватывает беспричинный страх, я боюсь, что кто-то войдет в комнату, когда я сплю, поэтому я запираю на ключ двери, окна на щеколды; боюсь переходить улицу... Иногда могу расплакаться в общественном месте. Я...

"Будь скорбно -- печальной..." -- поучал ее Берт. В общем, это совсем не трудно, как выяснилось.

-- Не знаю, право, что мне делать. Не знаю, честно вам говорю! Все это так... смешно...

Как хочется горько расплакаться, но не перед этим застывшим лицом...

-- Предлагаю вам действовать постепенно, медленно, мадам. Поэтапно. Думаю, вам удастся избавиться от таких приступов. К тому же мне кажется, что ни ваше физическое, ни психическое здоровье не пострадает, если вы родите. И вы, несомненно, знаете, что по швейцарскому закону я могу посоветовать прервать беременность только...

Пациентка встала, погасив сигарету в пепельнице.

-- Благодарю вас. У вас есть мой адрес; вы знаете, куда прислать счет.

Он тоже встал, проводил ее до двери, открыл ее перед ней.

-- До свидания, мадам.-- И слегка поклонился.

Выйдя на улицу, она быстро зашагала по скользкой булыжной мостовой по направлению к озеру. На той узенькой улочке, чистенькой, с удивительными деревянными узорами на строениях восемнадцатого века, немало антикварных лавок. Слишком уж она живописна для такого неприятного для нее дня... Остановилась перед витриной лавки, с восхищением полюбовалась письменным столом с обитой кожей крышкой и прекрасным красным деревом по бокам. Тоже мне, швейцарский закон... Но ведь такое случается и в Швейцарии. Они не имеют никакого права, это несправедливо! Стоит ей подумать об этом, как ее разбирает смех. Вышел из лавки покупатель, бросил на нее любопытный взгляд.

Вот и озеро, фонтан -- высокая, припорошенная снегом колонна; высоко над водой для лебедей; экскурсионные пароходики снуют взад и вперед, такие уютные на ярком солнечном свете -- точно как в 1900 году,-- направляясь в Оши, Вевей, Монтре.

Розмари почувствовала, что проголодалась,-- все эти дни она никак не могла пожаловаться на отсутствие аппетита. Посмотрела на часы: самое время для ланча. В лучшем ресторане города заказала форель под соусом,-- если уж попала в страну, нужно отведать все местные деликатесы; заказала еще бутылку белого вина из винограда, который выращивают здесь же, неподалеку от озера. "Путешествуйте по Европе! -- призывает реклама в журналах.-- Отдохните, расслабьтесь в Швейцарии!"

Весь день еще впереди -- бесконечный день. Можно сесть на один из пароходиков и выброситься за борт в своем дорогом костюме -- прямо в голубую, загрязненную отходами воду. Потом, когда ее вытащат, прийти в таком виде, с ручейками воды, стекающими с мокрой одежды, в кабинет к этому доктору и еще раз поговорить с ним о состоянии своего психического здоровья...

-- Варвары! -- говорил Жан-Жак.-- Варварская страна! Но мы во Франции, еще куда больше варвары!

Вдвоем сидели за столиком на террасе Королевского павильона в Булонском лесу, смотрели на озеро. Зеленые деревья пахли мятой, солнце жгло удивительно для этого времени года, уже распустились тюльпаны; первые гребцы нового спортивного сезона плавно скользили по коричневатой поверхности воды на взятых напрокат лодках; молодой американец фотографировал свою девушку, чтобы потом, когда вернется домой, похвастать, что побывал в Булонском лесу. Девушка, во всем ярко-желтом (один из трех модных цветов сезона) весело смеялась, сверкая белоснежными зубами.

Розмари провела три дня в Париже, прежде чем позвонить Жану-Жаку,-- в чемодане она обнаружила клочок бумажки с его адресом и рабочим телефоном. Опрятный почерк иностранца,-- вероятно, Жан-Жак смышленый мальчик, имел в школе неплохую отметку по орфографии.

Этот клочок бумаги сразу живо вызвал в памяти атмосферу уютного запаха номера в отеле в горах: обои с завитками: старинного дерева, аромат сосен, вплывающий в открытое окно, и горячий, обжигающий секс между прохладными простынями. Тогда она чуть не выбросила его адрес; теперь радовалась, что этого не сделала.