Дукенбай Досжан - Шелковый путь

Спустя сутки после того, как караван покинул гору Караспан, до него смутно донеслось дыхание города Отрара. То был отзвук жизни, приятно ласкающий слух. Все чаще и чаще стали попадаться на Шелковом пути встречные караваны. От богатых тюков и ярко-пестрых одежд рябило в глазах. Сразу было видно, что караваны шли из сказочно богатого края, «окунувшись в котел богатства и роскоши».

Дорога здесь разветвлялась, становилась все шире, напоминая древнюю и строптивую реку Инжу-огуз в своем окончании, где она, вольно разливаясь, растекаясь на множество рукавов, впадает в море. На этом месте дорога резко сворачивала к югу, к городу Шаш. А к северу тянулся Серебряный путь, пролегавший вдоль подножья Черных гор, через перевал Кумисты, и сливавшийся затем с Вражьей дорогой, идущей вдоль побережья реки Чу. Постепенно Серебряный путь выходил к берегам речки Сарысу и, обогнув ее, переходил в знаменитую Ханскую дорогу, прорезавшую безбрежные дали Золотой степи — Сары-Арки.

Сейчас посольский караван длинной цепью полз по убитой, белесой тропе, ведущей к Отрару, — по одному из ответвлений Главного Шелкового пути. Тропа петляла, уклонялась то влево, то вправо, точно полноводный приток своенравной, с опасными воронками Инжу-огуз. То и дело дорога наталкивалась на развалины, поселения, укрепления, стоянки. С каждой такой встречи караван, казалось, подстегивала мощная волна бурлящей жизни, и, подхваченный ею, он шел все легче и быстрее. Погонщики нетерпеливо вытягивали шеи, до рези в глазах всматривались в даль, стараясь разглядеть за горизонтом прославленный город Отрар. Никто уже не помнил о дорожных мытарствах, не чувствовал усталости.

Отрар, стоявший на пересечении бесчисленных дорог, казался огромным водоворотом с неукротимым подводным течением, в пучине которого бесследно исчезал многоликий мир. Этот водоворот издалека почти не замечался, но притягивал властно. Тайн своих он тоже не раскрывал. Однако еще на расстоянии дневного пути караванщики начали спотыкаться, торопиться, непонятное волнение охватило их. Они чувствовали себя словно воробей, завороженный змеей. Неотвратимая сила водоворота уже подспудно проявлялась, сказывалась на них. И чем ближе становился центр колдовского водоворота, тем беспокойней билось сердце в груди и странная тревога будоражила душу.

Это чувство не проходило у людей, наоборот, нарастало с каждым часом, усиливалось, превращалось в лихорадочное нетерпение, с которым не мог уже сладить трезвый, холодный рассудок. Волновал каждый звук, настораживал малейший шорох. Все вокруг наполнено было жизнью, особенно яркой после однообразной тяжелой дороги.

— Вон тот караван только вчера, говорят, выехал с отрарского Кан-базара!

— Пах, пах, до чего нарядный — глаза разбегаются!

— А ты глянь-ка на райскую гурию под балдахином, Неужто среди двуногих рождаются такие красавицы?!

— Да-а… Как ваза. Взять бы ее да налюбоваться бы всласть!

— Ох и высока же караульная вышка вон того укрепления! На нее и взобраться-то не просто.

— А дорога-то, дорога… В полфарсанга уже шириной!

Не смолкают восторги, возгласы удивления. Все заметнее ощущается притяжение водоворота, прямо-таки чувствуется, как воронка, кружась, затягивает вглубь. И ты не сопротивляешься, наоборот, покорно отдаешься этой властной силе. Никакая воля не могла б заставить тебя сейчас повернуть назад караван. Это было бы выше человеческих сил. Ты теперь страстно жаждешь увидеть знаменитый город, только об этом твои помыслы. И всем своим существом отдаешься ты неуемному течению.

— Отрар!.. Отрар!..

Это послышался ликующий голос Хаммаля Мераги, ехавшего впереди каравана. Люди вздрогнули, насторожились. Казалось, молния ударила в караван, и он сразу вдруг остановился.

— Отрар!

Караванщиков охватило такое же волнение, какое испытывает мореплаватель, истомившийся по суше после долгого плавания на содрогавших корабль морских волнах. Безбрежное зыбкое пространство, сливающееся с горизонтом, притупляет его зрение, изнуряет, выматывает душу. Не однажды мореход рискует быть погребенным под громадными, как скалы, волнами, но яростно сражается с неистовым и необузданным чудовищем-морем. И вот в одно прекрасное мгновение, бывает, раздается вдруг вопль обезумевшего от радости матроса на мачте: «Земля! Земля!» Сердце его готово выскочить из груди. Такое же чувство захлестнуло сейчас и караванщиков, много дней бороздивших просторы степного океана. У всех возликовали сердца от возгласа проводника каравана Хаммаля Мераги.