Дукенбай Досжан - Шелковый путь

— Что же так?

— Кагану дары шлют целыми караванами. Его нойонам — косяки отборных лошадей да девок непорченых. Как теперь на них нападешь? Вот каган и выходит из себя, не зная, над чьими головами мечом помахать. Никак не сообразит, на ком сорвать зло.

— Чьи же послы живут в соседних шатрах, почтенный?

— Один арабский посол, которому пятки прижгли раскаленными щипцами. Все остальные разбежались, разбрелись по белу свету и на все лады восхваляют могущество грозного кагана.

— За что же наказан арабский посол?

— У этого бедняги была, оказывается, тайная цель. Он хотел обратить монголов в мусульманскую веру. Каган, узнав об этом, рассвирепел. «Мой бог — бог войны Сульдэ. Поклоняюсь я только мечу. И ты поклонись моему мечу и отправляйся в свою страну. Когда мои тумены прибудут в твой город, ты откроешь ворота!» Так сказал и так приказал каган. «В священные земли может вступить лишь раб аллаха, верный последователь пророка Мухаммеда!» — ответил ему араб. «Ты, что ли, верный последователь священного пророка?» — усмехнулся каган и повелел раскаленными щипцами прижечь пятки послу.

— Значит, не скоро удастся мне предстать перед каганом, — с тоской проговорил Бауршик. Он живо вообразил и каганский меч, и раскаленные щипцы, и большую деревянную чашу с дымящимся жирным мясом. А про себя уныло подумал: «Господи, не дай мне погибнуть на чужбине, не оставь сиротами моих детей, а вдовами — моих жен; сохрани меня от гнева каганского; ради власти я готов сейчас и пресмыкаться перед ним, и цепляться за полы его халата, и сметать бородой пыль с его сапог; но потом, когда я добьюсь желанной мечты, избавь меня, бог, от рыжебородого, Я тут же покажу ему свой затылок, а на похоронах его зарежу коня с белой отметиной на лбу…».

Каждое утро, просыпаясь спозаранок, Бауршик отправлялся на высокий холм в сторонке. Там он стоял долго, взирая на шелковый шатер кагана, на вершине далекой сопки. У каждого встречного-поперечного он спрашивал: «В гневе ли продолжает пребывать хан?» Бауршик истомился, исхудал. Неопределенность тяготила. Глаза у него ввалились. В тот день, когда в казан опустили последнюю кость от холощеного верблюда, Юсуф Канка принес наконец хорошую весть. Он прибежал к шатру, поддерживая руками полы длинного халата, и Бауршик кинулся ему навстречу.

— Суюнши! Добрая весть! Гнев кагана смягчился! — еще издали кричал многоопытный посол.

Возбужденные, взволнованные, они направились к золотистому шатру на вершине сопки. Пленного кипчакского батыра Ошакбая посадили на скрещенные копья и внесли к восточному кагану, чье имя было Чингисхан. Перед ними на золотом троне восседал в напряженной позе, готовый к прыжку лютый тигр с редкими, как у кота, усами. Под узкими пронзительными глазками залегли две глубокие складки. На гладкий, без единой морщинки лоб ниспадала с макушки тоненькая косичка, конец которой не был виден. Тигр медленно раскрыл пасть, обнажил клыки. Скрещенные под Ошакбаем копья начали дрожать. Тигр, встопорщив усы, что-то проурчал. Султан Бауршик, припавший лбом к ногам кагана, чуть приподнял голову, начал переводить его слова.

— Любимец бога на земле, хан ханов, повелитель вселенной, великий каган ставит тебе два условия. Первое: ты, став посредником между великим каганом и кипчакским военачальником Иланчиком Кадырханом, обязуешься склонить последнего к дружбе с монголами. К такой дружбе, при которой бы он беспрекословно делился с каганом последним торсуком кумыса. Второе: ты должен предводителям туменов рассказать о мощи, порядках, оружии, расположении и ратных тайнах кипчакского войска. Лишь тогда ты обретешь свободу. В противном случае ты будешь объявлен куном [27] Мзда, плата за убийство. за убитого кипчаками моего предка. Как известно, за куна расплаты не востребуют…

Ошакбай глубоко задумался. Он вспомнил земляков, которые жили безмятежной, мирной жизнью, не собирая войска, не чуя опасности, не ища повода для бойни. Перед его взором прошли дехкане, чьи кетмени возделывают и орошают землю; тихие сады; бахчи со зреющими арбузами и дынями; баштаны среди верблюжьих колючек в барханах; мирные караваны, бредущие по древним дорогам; величественные дворцы, чьи голубые купола зыблются в знойном мареве. Он представил все это и со страхом взглянул на тигра с колючими усами.

— Благосклонный хозяин радушно принимает гостя. Обо всем расспросит, поговорит, посоветует. А недоброжелательный при виде гостя оседлает коня и убирается на выпас к своей скотине. «Успеем еще поговорить», — скажет небрежно. Да так и продержит на привязи. Великий каган принял нас сразу, выказав свою благосклонность и доброту. Это следует оценить!