Дукенбай Досжан - Шелковый путь

Это была северная часть Отрара. Здесь росли овощи, зрели арбузы и дыни. Приятно было взирать на этот огромный зеленый ковер. Из-под густой листвы выпячивали гладкие бока дыни-скороспелки. Арбузы обретали пеструю окраску: значит, наливались соком, наполнялись сладким ароматом, обрастали мясистой плотью, твердели кожурой. Дорога, идущая через бахчи, была подточена водой, изрезана канавками, разрушена постоянным поливом. Местами стояли лужи и образовалась болотистая грязь. Конь часто оступался, скользил копытами в вязкой глине. Ближе к городу бахчи меняли облик. По левую руку тянулось поле, засеянное каваками. Этот сорт тыквы не употребляют в пищу, из него делают посуду. Пока каваки не поспели и объем их был небольшой — с кувшинчик. Осенью, когда каваки окончательно созреют и затвердеют, дехкане отделяют их от плети, продалбливают с узкого конца отверстие, половником выскребывают семечки, потом тщательно, до звона, высушивают на солнце. После этого тыковки кладут в горячую золу, пока они не покроются золотистым румянцем. Таким образом рождается красивая, легкая и очень удобная посуда, заменяющая и кувшин, и жбан, и ведро, и кадку, и бочонок.

Поля по правую руку были отведены под съедобные тыквы. Плети их — длинные, листья большие, как лопухи. Из-под них виднелись большие розовые, желтые, белые, голубые и оранжевые шары самой разнообразной формы.

Сразу же за бахчами начинались слепленные из глины лачуги. Они сбились в тесную кучу без определенного порядка и системы. Эти крохотные жилища размещались за крепостной стеной, и в них ютились в основном беднейшие земледельцы-дехкане. Мазанки с обеих сторон теснили караванную дорогу. За ними уже величественно вздымались стены самой крепости.

У ворот Иланчик Кадырхан натянул поводья, повернулся к Максуду:

— С аламанским проводником поговорю вечером сам. Поезжай в Гумбез Сарай и не упускай из виду Бадриддина. Чтоб не посмел от нас улизнуть,

Они разъехались.

Проехав городские ворота, Иланчик Кадырхан сразу повернул к восточной части, к заповеднику святого Кишкиша, где находился дворец ханши. Еще днем векиль-индус предупредил повелителя, что ханша неожиданно прихворнула. Кадырхан решил проведать верную супругу.

Он зажал шенкеля, пустил коня крупной рысью. Перегретый городской воздух теснил грудь, и правитель с тоской подумал о вольном степном просторе, о далекой молодости, когда он без оглядки мчался по полынной степи, пьянея от собственной удали и свободы. Да-а, тогда он был молод и гибок, как ивовый прут, горяч и порывист, добр и наивен. Никакие заботы его не тяготили. А теперь он огрубел, зачерствел душой, покрылся коростой, точно старый карагач, стал суров с друзьями, беспощаден к врагам, замкнут и мнителен. И жар в крови заметно угас в последнее время: не привлекает его супружеское ложе, все реже наведывается к богом данной жене. Более пятнадцати лет живет он с благоверной Бике душа в душу. Ни разу не промелькнула между ними тень раздора. Наоборот, с годами она кажется ему красивей и желанней многих юных наложниц в ханском дворце. Своими достойными поступками, лаской и вниманием, заботливостью и понятливостью она точно приворожила его. После долгой разлуки и утомительных походов они встречались каждый раз так же, как и в те юные годы, когда в них еще бушевала неутоленная страсть. Обнимая его, она нежно ворковала: «Мой ангел, твои ладони горят, твои объятия меня обжигают…» «Это оттого, что я соскучился, истомился по тебе, душа моя!» — отвечал он. Радость и восторг, душевную умиротворенность приносили им эти нечастые встречи.

Всемогущему наместнику послы далеких стран нередко привозят в дар обольстительных безгрешных наложниц. Находясь в походах, хан, бывает, утоляет жар желания в объятиях чужеземных красоток. Зная это, Бике, однако, никогда не устраивала скандалов, не изводила, не донимала мужа мелочными придирками и подозрениями. Молча сносила она обиды, подчиняла чувства трезвому рассудку. А при встречах щедро изливала душу, лаской и любовью гасила горечь разлуки, тоску и ревность. Доверчивостью и искренностью подстегивала она его страсть.

Только одно обстоятельство порой омрачало пылких супругов — бесплодие Бике. Кадырхану грозила опасность остаться без законного наследника. В первые годы никто из них не обращал на это серьезного внимания, но постепенно назойливые думы о бездетном браке клином вошли в их отношения. И все чаще казалось Кадырхану, что именно этим объясняется его охлаждение к супружескому ложу.