Дукенбай Досжан - Шелковый путь

По узким плиточным ступенькам он спустился вниз к остановке и еле дождался маленького запыленного автобуса. Трясясь в нем, он все вспоминал вчерашний сон, приснившийся в сумрачный вечерний час. Беседа с тенью Букалая не выходила из головы. Еще утром он осторожно спросил, не заходил ли к нему вечером хозяин. Букалай разобиделся, разволновался, дескать, у него в доме не принято без спроса вваливаться к квартирантам. Семетей, извинившись, полюбопытствовал, где и кем он работал, и еще больше поразился, узнав, что Букалай, действительно, когда-то бесплатно отвозил какую-то женщину с ребенком на вокзал, да и рубщиком был некоторое время в ресторане.

У ворот он столкнулся с Букалаем и его матерью. Букалай нес под мышкой небольшой узелок. Увидев квартиранта, начал объяснять: «Жена, видишь ли, целый день на работе. Выходит, для матери в моем доме нет условий. Вот я ее и отправляю к дочери. Та работает в столовой, живет одна, квартира просторная. Там, конечно, старой матери будет лучше, не так ли?..» Семетей промолчал, сошел с тропинки, уступая дорогу поникшей старухе. Он не посмел взглянуть ей в глаза. Грустные мысли вновь захватили его. Да-а… Когда-то Асан-печальник искал Обетованную землю, мечтал о благоденствии, когда жаворонок начнет вить гнездо на спине овцы. Разве не наступили эти времена? Зачем мы сами омрачаем светлый божий мир? Почему становимся нередко невольниками черной корысти? Вот Букалай живет — сам себя обкрадывает, на дастархане старый заплесневевший сушеный сыр, засохшая лепешка, обгрызенные куски сахара. Утром — чай, вечером — чай. Вчера, бедняга, пожаловался на горло и давай глотать сырые яйца, которые он, Семетей, купил себе на вечер…

К обеду вернулась из школы Перизат. С треском распахнулась дверь, влетела радостная, взбудораженная. Большие, как у верблюжонка, черные глаза, нежный, гладкий изгиб шеи, тугие, с ямочками, щеки придавали необыкновенную прелесть ее круглому чистому личику. Она принесла с собой в комнату вольный запах степи.

— Агай! — смело и пылко обратилась к нему. — Нас отправляют на работу. Далеко-далеко…

Последние слова она произнесла врастяжку, с манящей привлекательностью, словно боясь их забыть или уронить невзначай.

— Как только спросили, кто собирается помочь в уборке, я первой подняла руку. А подружки отлынивают. Одна справку достала, другая собирается лечь в больницу, у третьей дядя — большой начальник. А ведь хлопок собирать так интересно, да, агай?!

Она была возбуждена, щеки пылали, говорила без умолку.

— А папа узнает — не отпустит. Скажет: дом стереги, мне пенсию надо хлопотать. И мама заупрямится. Скажет: сиди, я целый день на работе. Так что вы, агай, поговорите с ними, уговорите, чтобы меня отпустили, а?..

Перизат вдруг запечалилась, нахмурила брови, уставилась в окно. Она смотрела на дорогу, которая ременной тесьмой тянулась по склонам холмов и увалов и исчезала где-то за ширью степей.

Семетей, взглядывая украдкой, любовался девушкой. Юность, юность… она всегда пылка, восторженна и прекрасна. Такие девушки, как Перизат, облагораживают и украшают неприглядные будни, придают очарование жизни, заставляют сильнее биться сердце, напоминают былую страсть и порывы, будоражат и взбадривают, как свежий утренний ветерок в степи. Без них обессмысливаются и повседневная жизнь, и светлый источник. Без них жизнь ограничивается погоней за зыбкой, как мираж, пенсией и грустными заботами о бренной плоти.

— Мне кажется, вы приехали к нам из-за тех гор, — сказала вдруг Перизат и рассмеялась. — Бабушка говорит, первый человек был сотворен из глины. Иногда глядя на иных, я думаю, что это действительно так. А вот вы, агай, совсем другой… не глиняный — солнечный.

Семетей грустно улыбнулся.

— Спасибо, милая.

— Пожалуйста, — откликнулась она шаловливо и выскочила, точно выпорхнула, из комнаты, оставив за собой бодрящий запах степи.

Семетей отчего-то вздохнул и полистал санаторную книжку. На завтра были намечены три процедуры.

Странное свойство у воды Сары-Агачского источника: она мягко скользит по телу, пузырится, отскакивает, словно от масленистой поверхности. Садишься в ванну — через пять минут пот льется с тебя струями. Начнешь пить — не напьешься. Семетей прилежно выполнял все предписания врачей. «Хорошо!» — решил главный врач, быстро полистав санаторную книжку. Результаты лечения искренне обрадовали его. Довольный тем, что пациент за двадцать четыре дня заметно поправился и посвежел, главврач заулыбался, потрогал лихо закрученные усы, сказал на прощание: «Видите, наша вода творит чудеса. Приезжайте и на следующий год: с радостью встретим. Анализы у вас прекрасные. Промыли, прочистили вас отменно. И дома соблюдайте режим, берегите себя. Особенно избегайте водки с бальзамом». Семетей растрогался: не так уж часто встречаешь людей, способных от всего сердца радоваться чужой радости и воспринимать чужую удачу, как свою. Поблагодарив главного врача, Семетей в последний раз зашел в столовую, поел овсяный суп и тыквенную кашу, выпил напоследок два стакана минеральной воды и отправился на свою квартиру на краю села. Чувствовал он себя удивительно бодро и легко.