Дукенбай Досжан - Шелковый путь

— Чаю я напилась. Лучше бы я лапши поела с перчиком.

— Будет лашпа!

Девушка-врач засучила рукава, вымыла руки и принялась за стряпню. «Бабушка Куанжана немного полежит, отдохнет», — весело и ласково приговаривала девушка, возясь на кухне. «Оу, моя хозяюшка, ублажила ты меня… Отнесла бы еще воды тому барану, что плачет во дворе…»

Лежит старуха и думает: «Нет у меня другого желания, только бы досталась эта ягодка моему Куанжану… И чего болтает проклятый Есиркеп? Какой такой город, в котором внучек останется? Какая такая городская Маруся? Чтоб тебе лопнуть, дурной мулла, это ты нарочно сказал, чтобы задеть меня. Его-то сын перед глазами!.. Постарел сверстник; выпросила у него денег, не поговорила добром, беда! Словно пришла к нему и оплеух надавала».

— А твой-то отец-мать здоровы, родненькая?.. «Благослови их, аллах! Сидят, наверное, сейчас в своем Жанакургане, глядя жадными глазами на дорогу, по которой ты ушла от них. В наши годы дитя учится-мучится, а потом уезжает из родных краев. Придумали такое: не даваться в руки тех, кто тоскует по ним, словно разлитое на ковер жидкое серебро — ртуть. И сидим мы, мечемся в беспокойстве, словно пламя лучинки. Дети наши на чужбине, мы, несчастные, дома — что за жизнь такая? Пишешь ли хоть письма своим, моя ласковая, ведь письмо это и есть лекарство для раны сердечной. Знают ли они, эти молодые, что тоска эта и есть наша настоящая хворь, грызущий нас недуг».

— Блюдо для лапши возьми там, над ведром… висит на гвоздике, верблюжонок мой.

«Возьму и подарю этой девочке витой браслет на память, авось сбудется мое тайное желание. Ведь ее тоже любят дома, балуют и милуют, наверное. А мне зачем? Завтра помру, закопают меня, браслет же будет украшать случайную руку, неродную. А его ведь с любовью заказывал муж мой одному искусному златокузнецу».

— Решила я, дочка, встать завтра пораньше, нажарить в казане лепешек с маслом и раздать старикам и детям в честь Куанжана.

— И хорошо сделаете, апа! Отдать — не забрать.

— Как, лашпа уже готова?! Спорые ручки у тебя, дочка моя…

Когда кушанье было подано, старуха поднялась и, надевая калоши, заметила, что они уже вычищены до блеска. Вышла во двор помыть руки. Зной уже спал, пришла вечерняя прохлада. К ней подбежал барашек с крутыми боками, на тонких ножках, ткнулся мордой хозяйке в подол. Матушка Кунимпатша заслонила глаза ладонью от солнца и долго смотрела на дорогу.

Вернувшись в дом, принялась за дымящуюся лапшу, похваливая усердную девушку-врача:

— Ты хорошо воспитана, дитя мое. Сердце радуется, глядя на тебя… А ты чего не ешь, верблюжонок мой?

— Не хочется, апа. Я недавно обедала, — отвечала девушка.

И тут случилось непредвиденное. Затрещал перед самой дверью мотоцикл, земля словно ходуном заходила — и широко распахнулась дверь. На пороге показался бригадир Дильдебай в шапке, нахлобученной на глаза. Едва шевельнул губами, здороваясь со старухой, зато к девушке обратился, вылупив глаза и гаркнув во всю глотку:

— Пойдем отсюда, симпатичная! Поедем со мной на вечер! Ну, быстро! Чего задумалась?

— Ни на какой вешер она с тобой не пойдет, чтоб ты провалился! — крикнула матушка Кунимпатша. — Охальник! Не умеешь с людьми поздороваться. Тут тебе что, мешок с кизяком лежит, что ли? Выколи мои глаза, если я тебя не ославлю, скандалист, перед всем честным народом! Что же это делается на свете? Прет себе напролом, людей пугает. Присосался к народному добру… Убирайся отсюда, негодяй! Еще сможет бабка постоять за себя перед такими охальниками, как ты.

— Куда деваться от этих аульных стариков и старух! Эй, красотка, шевелись скорее, нас ждут танцы до рассвета.

«Красотка» только озирается беспомощно, словно обреченный на жертву козленок.

— Как только небо на такого не рухнет! Тарахтишь на этом мотосекле и думаешь, что тебе сам черт не брат? Или шестьдесят гехтаров колхозной кукурузы, которую ты вырастил, тебе голову вскружили? Ин, ладно же! Пусть меня в тюрьму посадят, там хоть баланду бесплатную дают, но я тебя проучу. Ну-ка, доченька, дай мне вон тот черпак, стукну негодника по башке!

Нахальный Дильдебай вовсе не ожидал такого оборота дела. У него на уме было одно: мотоцикл подо мной, увезу на нем красотку за дальние холмы, а там и куда-нибудь под кустик…

— Не позорь меня перед джигитами! — взмолился он, обращаясь к девушке. — Я обещал, что привезу тебя…

— Я должна быть возле больной, — отвечала та.

— Кто тебе выхлопотал совхозную квартиру? Не я, скажешь? И ты, скажешь, не летала со мною на мотоцикле по всей округе? Быстро же ты все забыла. И чего ты нашла в этой вонючей конуре? Тьфу!