Сергей Бобров - Сборник - стихи и письма

Тяга к печатной полемике была у него едва ли не наследственной – отец издавал шахматный журнал (а мечтал – если верить сыну – о литературном); в юношеском дневнике среди самых лучезарных грез фиксируется следующая: «Я сейчас неизбежно мечтаю о том, чтобы редактировать ... журнал. О, это звучит гордо - "С. П. Бобров, редактор журнала - ну хотя бы - "Новые песни" — принимает по делам редакции по средам и пятницам от 5 до 7 вечера". О! Это, черт возьми, не шутка! С каким наслаждением изругал бы я тогда и Шебуева, и Арцыбашева, и иных, иных прочих!» [10] Цитируются по статье К. Ю. Постоутенко // Там же. С. 115; ср. также в письме к С. Дурылину – предполагаемому пайщику проекта: «Меня мучает мечта о журнале, Сергей Николаевич! Он должен быть строгий, совсем не должно быть пустяков» (письмо 23 июня 1911 года // РГАЛИ. Ф. 2980. Оп. 1. Ед. хр. 438. Л. 2). . В выборе объекта для будущей диффамации, кстати сказать, видна фирменная, так сказать, бобровская струя (каламбур неловкий, но он бы, думается, оценил) – ибо именно предназначенный к закланию Шебуев исправно давал в своей «Весне» место для его поэтических и критических дебютов. В 1913 году во многом тщанием Боброва было организовано издательство «Лирика»; меньше года спустя из числа девятерых его учредителей вышли трое, среди которых наш герой – и союз беглецов был запечатлен его строками:

В организованном ими издательстве «Центрифуга» [12] О коем см. прежде всего: Флейшман Л. История «Центрифуги». – В его кн.: От Пушкина к Пастернаку. Избранные работы по поэтике и истории русской литературы. М. 2006. С. 521 - 543 основные хозяйственно-типографические хлопоты принял на себя наш герой, отчасти в награду за это узурпировавший определение полемических стратегий группы. Левый фланг русской литературы на этот момент напоминал север Италии периода феодальной раздробленности: по всему региону велись ожесточенные бои, не сулившие преимуществ ни одной из сторон. Накал взаимной воинственности был самый ожесточенный: «В номере гостиницы русской литературы, который только что покинула «тяжкая армада старших русских символистов», остановилась переночевать компания каких-то молодых людей. И вот они уже собирают разбросанные их предшественниками окурки, скучно сосут выжатый и спитой лимон и грызут крошечные кусочки сахара» - это «Первый журнал русских футуристов» пишет о «Лирике» [13] Первый журнал русских футуристов. 1914. № 1 – 2. С. 140 - 141 . «После долгих обещаний вышел в свет № 1-2 «Первого журнала русских футуристов». За чем смотрит городское управление? – это уже не первый случай, как в Москве лопается канализация и зловоние покрывает богоспасаемый наш город» [14] Руконог. М. Первый турбогод. 1914 . С. 40; ср. также его непубличную реакцию: «Меня очень порадовали Ваши новости. Приятно, что «Руконог» заметили. В Москве появление его сопровождалось охами и ухами в кружке символистов и совершенно непристойным скандалом «гилейцев» и Шершеневича, которые явно испугались конкуренции» (письмо к Рюрику Ивневу 19 июня 1914 года // РГБ. Ф. 629. Карт. 5. Ед. хр. 13. Л. 2 об. – 1). , - отвечает им Бобров. Так ковалась слава – в памяти многих современников остались «зловонные морды», покрытые «пеной бешенства» [15] Бобров С. Лира лир. М. 1917. С. 64 и другие запоминающиеся образы литературных противников, выходившие из-под его пера (и живо напоминающие – по кинической ассоциации – «цепную собаку «Весов» - «кусательнейшего Ptyx'a» - Бориса Садовского, который, кстати сказать, присоединился к юной компании пару лет спустя).

Не понаслышке знакомые с теоретическим багажом венской делегации объясняли накал его полемики компенсацией безрадостных дебютов: «Идейный руководитель «Центрифуги» попросту ненавидел молодежь. Сам неудавшийся стихотворец, он избрал своей профессией желчность. Молодых он «уничтожал» с усердием, достойным царя Ирода. «Слишком много развелось футуреющих мальчиков», - высказывался он напрямик. С искривленным лицом, держась за щеку, словно у него болят зубы, вгрызался он в прочитанные ему стихи. Оглушить, облить едкой кислотой, заставить человека разувериться в своих силах. Вероятно, он воспретил бы поэзию, если б это было в его силах» [16] Спасский С. Д. Маяковский и его спутники. М. 1940. С. 48; среди оскорбленных рецензиями нашего героя была, в частности, Цветаева (см. подробный комментарий: Миндлин Э. Л. Необыкновенные собеседники. М. 1979. С. 75 – 76); случалось жертвам и испытывать запоздалую благодарность к мучителю: «Ну что это за критики. Пусть ругают, как мою первую книгу ругал Бобров, умно, тонко и деликатно, пусть ругают за несозвучие эпохе, я того ждала, но так — ужасно обидно и противно» (Письмо В. Звягинцевой к Н. Гудзию от 28 августа 1926 года. – Овчинкина И. В. Из архива Н. К. Гудзия. «…Любовь моя сильнее моего дарования» (О наследии Веры Звягинцевой) // Рукописи. Редкие издания. Архивы. Из фонда Отдела редких книг и рукописей. М. 2004. С. 141. Неразысканная публикатором рецензия Боброва на первую книгу Звягинцевой – Печать и революция. 1922. № 2 (подп.: Э. П. Бик). .