Нацумэ Сосэки - Развитие современной Японии

Приведя этот пример я хотел подчеркнуть вынужденный, а не естественный характер всего происходящего сейчас в Японии, вплоть до базовых проявлений повседневной жизни. Если попытаться вкратце определить этот феномен, то можно сказать, что развитие Японии в настоящий момент является поверхностным. Конечно, я отнюдь не хочу сказать, что оно поверхностно во всех своих аспектах. В таких сложных вопросах, как этот, стоит избегать крайностей. Тем не менее, мы должны признать, что в чем-то, а может быть, во многом, наше развитие является поверхностным, даже если мы будем себе льстить. Я не хочу сказать, что это плохо, и что мы должны избавиться от этого. Альтернативы нет, и мы должны продолжать жить несмотря на душащие нас слезы.

Вы спросите, а можно ли идти медленно, продвигаясь вперед шаг за шагом, вместо того, чтобы уподобляться ребенку на плече у взрослого, который несет его в неизвестном направлении. Я бы ответил, что это возможно. Если мы попытаемся за 10 лет выполнить то, на что на Западе ушло 100 лет, и будем делать это, внутренне переживая все этапы процесса, результаты будут трагическими. Для того, чтобы вместить 100 лет чужого опыта в 10, избегая поверхностного копирования, мы будем вынуждены работать с десятикратным напряжением, компенсируя недостаток времени. Это обычная арифметика. Станет яснее, когда я разберу пример академического исследования. Конечно, мы не будем говорить о тех ученых, которые копируют новую теорию, а потом настаивают на своем авторстве. Предположим, что ученый занимался серьезными исследованиями, и его результаты были сформулированы как теория A, естественно развившаяся в теорию B, а затем в C, без всякого тщеславия или гонки за модными идеями. Пусть за 40 или 50 лет своего труда он достигает результатов, которые на Западе были получены за 100 лет. На Западе, превосходящем нас в интеллектуальной и физической мощи, понадобилось 100 лет, чтобы проделать тот же путь. Хотя мы и не стали пионерами в этой области, мы можем гордиться подобными достижениями. Но я уверен, что в то же время мы будем ощущать значительное нервное истощение, связанное с выполнением такого объема работы за вдвое меньшее время. Поэтому если мы сядем и задумаемся, то, вероятно, придем к выводу, что большинство людей подойдет к пределу своих сил уже через десять лет, работай они с усердием настоящего ученого.

Сказать, что человек, не вынесший такого ритма в течение десяти лет, не является настоящим ученым, было бы слишком. Я считаю, что нервное истощение в результате такого труда вполне естественно для любого человека. Пример с ученым я выбрал из-за его понятности. Я уверен, что эта теория работает для любых аспектов развития. Я уже говорил, что выгоды, степень удовлетворения и внутреннее спокойствие, которые дает нам развитие, являются поверхностными. Я объяснял, что из-за того, что мы становимся все более раздраженными в условиях, когда развитие общества ужесточает механизмы соревнования, мы стали ненамного счастливее, чем наши предки.

Развитие будет происходить поверхностно в силу обстоятельств, в которых оказалась сейчас Япония. Мы можем приложить все усилия для того, чтобы избежать этой поверхностности, но это возможно лишь ценой нервного истощения. Невозможно выразить, в насколько неудачной и плачевной ситуации оказались мы, японцы.

Мое заключение будет простым. Я не буду просить вас сделать то-то и то-то. Мои выводы неутешительны. Я лишь вздыхаю, совершенно не представляя, что можно сделать. Возможно, было бы лучше, если бы я не пришел к таким выводам. Мы стремимся к истине, не зная ее, но узнав, иногда сожалеем об этом. Я процитирую один роман Мопассана. Мужчина устал от своей законной жены, оставил ей письмо и сбежал к приятелю. Женщина была очень расстроена, она сумела найти его дом и придя к нему, подняла крик. Мужчина предложил ей деньги и развод. Однако женщина бросила деньги на стол и закричала, что пришла не ради денег, и что если он собрался бросить ее, то она лучше умрет, выпрыгнув из окна (это был третий или четвертый этаж). Мужчина, внешне спокойный, махнул в сторону окна, как бы приглашая ее совершить этот поступок. И женщина выпрыгнула. Она осталась жива, но стала калекой. Мужчина, убедившись, что она искренне любила его, раскаялся в своих мыслях. Они снова стали жить вместе, и мужчине пришлось заботиться о своей жене-калеке. Если бы он сумел удержать свою подозрительность на приемлемом уровне, такого не случилось бы. С другой стороны, он так и прожил бы со своей подозрительностью остаток жизни. И может быть, проверяя ее чувства к нему и не зная о том, каковы они, он вовсе не хотел, чтобы его жена разбилась.