Джералд Эдвардс - Книга Эбинзера Ле Паж (отрывок)

— Очень хорошо, — сказала она. — Пол всегда был добр ко мне и ждёт, что я ему всё оставлю.

Я сказал:

— Невилл всегда был добр ко мне и ничего не ждёт. Это у него от тебя.

Он вошёл и сказал, что уже вечереет, и что просто стыдно сидеть в четырёх стенах, когда сумерки так прекрасны. Я видел, что лицо Лайзы дрогнуло от боли, но он-то не хотел причинить ей боль. Он ничего не подозревал.

— Да, вам уже пора, — сказала она, — всего вам лучшего.

— Был очень, очень рад познакомиться с вами, мисс Керипель, — сказал он. — Большое спасибо. Обед был просто великолепен.

Он протянул руку, но она подошла к нему, просунула свои руки ему под локти, так что её ладони оказались у него на плечах, подняла лицо. Он наклонился и поцеловал её в лоб. Он редко сходится с людьми, этот Невилл. Но уж если сходится, так точно знает, что нужно делать. Она разомкнула руки и открыла ему дверь. Он пошёл по тропинке. Потом она подошла ко мне и обняла. Я крепко прижал её и поцеловал в губы. Она казалась маленькой и хрупкой, даже меньше меня, но её губы были по-прежнему ненасытными. В моих объятиях она была нежна, как молодая женщина.

— Я люблю тебя, Лайза, — сказал я.

Она сказала:

— Я люблю тебя, Эбинизер.

— Эй, кончайте там миловаться, — крикнул Невилл, — а то пропустим закат.

Я отделился от неё, пошёл по тропинке и догнал его. В самом конце прохода я оглянулся. Она стояла, опершись на столб калитки и глядела нам вслед. Она подняла руку, я поднял свою, и Невилл тоже весело помахал ей. Он широко зашагал, а я засеменил рядом, как мальчик. Я уже успел забыть про свой возраст. Он взглянул на меня сверху вниз. Засмеялся.

— Теперь я знаю, отчего ты не женился, — сказал он, — другой такой не найти.

— Не найти, — сказал я.

Когда мы добрались до машины, я с радостью уселся. Он набросил мне на колени плед и сел к рулю.

— Куда теперь? — сказал он.

— Домой, — сказал я. Мы поехали назад через Рокэн.

Навстречу нам и мимо нас ехали машины, мопеды, а может, и не ехали — я ничего не замечал. Я разглядывал Форт Грей, откуда двое влюблённых, сжимая друг друга в объятиях, прыгали в море, и думал как мудры они были и как глуп этот мир. Из машины были видны скалы, с которых я сталкивал Лайзу в воду, и знал, что когда она говорила «ненавижу, ненавижу», это было любовью. Я взглянул на дорогу и увидел Лайзу в колеснице, в белом одеянии, с шлемом на голове. Возле Л’Эре я просто не замечал всего, что они там наворочали, изгадив местность; видел раскладные столы на траве и Джима, флиртующего с девушками из семейства Бишард, и себя на скамье, и свою кружку с украшениями в ознаменование коронации, и Лайзу, говорящую «А для меня местечка не найдется?».

Я все думал, как же случилось, что я ее оставил там, и мне было горько и одиноко, когда мы проезжали через Перель. Я едва не сказал Невиллу повернуть назад. Сбоку я поглядывал на его лицо. Но челюсть Невилла, туго обтянутая кожей, была тверда и сурова. За Ла Катёрок он взял влево и больше смотрел в сторону моря, чем на дорогу. Солнце опускалось, облака набегали, казалось, невесть откуда, словно торопясь на какое-то празднество. Внизу нависали густые тучи, где-то высоко плыли облака, похожие на горы, пушистые облака, разбросанные по небу, ещё и ещё, похожие на перья, где-то над головой. И пока мы ехали через Вазон, они менялись в цвете, белые и серые становились красными и золотыми. Возле Альбек скалы были уже красными. А начиная с Кобо солнце казалось гигантским огненным шаром, оно покачивалось в огненной пещере, наполовину погрузившись в море. Это было невыносимо. Я уже собирался крикнуть Невиллу: «Остановись, остановись, ну пожалуйста: ты просто убиваешь меня!», когда возле Грэн-Рок он сам, по своей воле, свернул с дороги, остановился и заглушил мотор.

— Такую красотищу не упускают, — сказал он.

Мы сидели и смотрели, как огромное солнце опускается всё ниже и ниже, пока над водой не остался лишь краешек. Внезапно он нырнул подводу и исчез! Свершилось. Не знаю даже, что. Скалы уже не были скалами, а море — морем, но всё было самым что ни на есть настоящим. Облака были воротами славы, и куда бы я ни взглянул, волны радости и золотистого света слепили глаза.

— Господи, до чего же прекрасно! — сказал Невилл.

Своих слов мне не хватало, и я вспомнил слова Раймонда:

— Это видение мира, каким его создавал Бог, — сказал я, — в первый вечер первого дня творенья.

Он чудно взглянул на меня.

— Я хотел бы расписать это в красках! — сказал он.