Онелио Кардосо - Онелио Хорхе Кардосо - Избранные рассказы

— Я тебя не звал. Возвращайся и пришли того, с кем я договаривался.

— Сюда нет дороги человеку, который принес бы тебе деньги.

— А ты кто такой, чтобы так говорить?

— Обыкновенный человек, как видишь.

— Значит, тебе не хватает, по крайней мере, полметра росту, чтобы мне указывать. Ступай своей дорогой, такому сморчку только поручения передавать.

— Я приехал не с поручением, а за парнишкой, и я его увезу.

— Не слишком ли трудная затея для мертвеца?

— Насколько я понимаю, я еще жив.

— Я уже взял тебя на прицел. Не веришь?

Гуадалупе промолчал, он словно застыл на месте. У меня мелькнула дурная мысль: «Старик знает, что Конго может выстрелить, и хочет как-нибудь извернуться». Однако тут же я услышал его ровный голос. Мои подозрения как рукой сняло, но теперь мне стало за него страшно.

— Убить человека — не хитрое дело, надо только знать, что ты прав. Ну, почему же ты не стреляешь, Конго?

Как прозвучали в тишине его слова! В зарослях, где укрылся Конго, ветер шелестел листвой. Один бог знал, что донесется оттуда — человеческая речь или выстрел, может, Конго получше прицеливался старику в голову. Гуадалупе помолчал, ожидая ответа, но, так и не дождавшись, прибавил еще хладнокровнее, чем раньше:

— Есть два пути, Конго. Или позорно убить из засады, или выйти на открытое место и честно свести счеты.

— Будь ты проклят! Скольких еще ты привел с собой?

— Ни одного.

— Рассказывай! Я не ребенок. Убирайся, не вводи меня в грех!

Яростный крик Конго прокатился над зарослями подобно грому в горах. А старик, снова помолчав, заговорил терпеливо и рассудительно:

— Послушай, Конго. Я приехал сюда не затем, чтобы вернуться с пустыми руками. Я все еще надеюсь, что имею дело с мужчиной и ты не будешь прятаться.

— Старый пес! Неужели ты не понимаешь — мне противно убивать дряхлого болтуна!

— Тогда тебе придется еще меня послушать.

— Нет! А то я выстрелю.

— Что ж, не теряй времени. Слышишь, приятель, мне надоело ждать.

Большего на месте Гуадалупе никто не мог бы сделать. В голосе его прозвучала чуть заметная злость, но не было в нем ни малейшего испуга или раздражения. Да и Конго не мог больше выдержать. Вместе с выстрелом раздался его предупреждающий крик:

— Дешево меня не возьмете! Получай!

Облачко порохового дыма взмыло над холмом. Но пуля задела только шляпу Гуадалупе. Будто сильным, коротким ударом кто-то сбил ее с головы старика. Гуадалупе словно пригвоздило к месту, — как ни бесстрашен человек, а что ни говори, пуля есть пуля. Конго крикнул:

— Повезло тебе, гаду, ветер помог.

— И твой страх, Конго. Ты трусишь.

— Что ты сказал?

— Ты трусишь.

— Врешь!

— Если такой меткий стрелок промазал — значит, он трусит. Ветер тут ни при чем.

Снова над зарослями повисла тишина, тугая и зловещая, потому что теперь Конго должен был решиться на что-то большее, чем выстрел. И вот после нескольких минут молчания, долгих, как годы, Конго неожиданно задал вопрос, в котором сквозило явное недоумение:

— Этот мальчишка — сын тебе, что ли?

— Нет. Разве это обязательно?.. Слушай меня хорошенько, Конго. Я думаю, ты так зол сейчас потому, что когда-то с тебя хотели слишком дорого содрать за украденный кусок хлеба, а?

— Ну и что? При чем тут это?

— При том. Если тогда у тебя хватило смелости отстоять свою свободу, то и сейчас ее хватит, чтобы не заслониться от пули ребенком. Ты меня понял, Конго?

Он понял, бог тому свидетель. Наступило долгое напряженное молчание. И вот осторожным шагом зверя, приминая кустарник, раздвигая ветви, ломая сухие сучья, Конго спустился с холма и во весь рост предстал перед нами — коренастый, заросший волосами, в огромных, похожих на клешни, руках — ружье.

— Теперь ты видишь, паскуда, — я никем не заслоняюсь. — Он вскинул ружье. — Защищайся!

Но Гуадалупе, державший револьвер наготове с того момента, как заслышал хруст веток, выстрелил первым. Нога у Конго подломилась, он дрогнул и выронил ружье.

Мулат помолчал, смахнул с усов пену и в раздумье покачал головой, словно сам поражался тому, о чем рассказывал.

— Казалось бы, на том старику и кончить, уж куда больше, так нет. В следующую минуту он повернулся в мою сторону и крикнул:

— Беги, возьми у него ружье!

Я почувствовал себя так, словно меня голого выставили всем напоказ. Я со всех ног бросился к Конго. Как сейчас, помню его огромные ручищи, сжимающие раздробленное колено, и помутневшие от страшной боли глаза.