Онелио Кардосо - Онелио Хорхе Кардосо - Избранные рассказы

И его слова сбылись. У дерева была всего одна ветка. Ее срезали, когда сыну исполнилось двадцать два года, и он сам очистил ветку от коры, а довольный Лукас стоял рядом и смотрел, как на спине сына, под взмокшей от пота рубахой, ходуном ходят сильные мышцы.

Деревянная рукоятка все еще плотно прилегала к плугу, и на пальцах Лукаса виднелся след, оставленный ржавчиной. Сколько времени прошло с тех пор, как Фернандо, сжимая эту рукоятку, шел по полю, погоняя упряжку волов, а сзади топтались куры, отыскивая и выклевывая земляных червей?

Лукас не мог бы сказать точно: ведь за несколько месяцев до отъезда Фернандо на полях стояла вода, и потому не пахали. Ну да ладно, не все ли равно, раз он сейчас получит известие о сыне!

Думая свою думу, Лукас и не заметил, как въехал во владения дона Федерико Луны; об этом ему напомнил стук копыт его лошади по деревянному мосту.

Старый дон Федерико Луна!

Однажды, ехидно усмехаясь, он сказал: уж больно много Лукас говорит о своем сыне. А все потому, что, когда разговор как-то зашел о его Фернандо, отец заметил, но без всякого умысла:

— Бывало, выйду я поздно вечером, и Фернандо сзади, нипочем не даст мне сбиться с дороги: ведь чего не увидят мои глаза, обязательно усмотрит он — за себя и за меня. Ну, а уж если мне руки отказывали, то что и говорить! Раньше я двумя ударами срубал молодое мангровое дерево, зато как постарел, так стало хватать и полутора. Вы спросите, почему? Да потому, что я только раз успевал взмахнуть мачете, и мой мальчик в полудара кончал дело.

Уловив на лицах собеседников улыбки, похожие на ухмылку дона Луны, Лукас пояснил, стараясь скрыть свое восхищение сыном:

— Я вовсе не оттого его хвалю, что это мой сын, просто это сущая правда. Я говорю: парень он что надо, но дети — как семена сейбы, их надо отдавать в другие земли, другим людям.

Только уж очень далеко отдал он своего Фернандо, думал Лукас; между тем лошадь, миновав деревянный мост, направлялась по тропинке к казармам. Далеко, так далеко, что Лукас даже не знал, где это. А дело было так: однажды вечером приехал капрал с лейтенантом и двумя солдатами, устроили в доме Лукаса нечто вроде сборного пункта, и со всей округи к ним стала приходить молодежь записываться.

Спустя некоторое время Фернандо получил приказ ехать в столицу. Прощание было немногословным. Старуха повисла на шее у сына и потом все двадцать месяцев ни разу не вышла из дому. Лукас сам проводил парня до лошади, и сын, то ли не зная, что сказать, то ли желая скрыть свои мысли, взглянул на плуг и натужно улыбнулся.

— Не трогай новой рукоятки, отец, пока я не вернусь. Мне самому охота поработать…

Так оно все и началось. После пошли разговоры:

— Сказывают, мир на куски разваливается!

— Не говори, приятель. А с природой-то что делается! Никогда не было такой долгой засухи.

— Даже поверить трудно — чего только не выдумают! Говорят, земля так и кипит, а семена не дают всходов, пока топчут их солдаты одной и другой стороны.

Все разговоры были об одном и том же, да только у старого Лукаса имелось на то свое суждение, и он сердито ворчал в ответ:

— Нечего обращать внимание. Чем больше языком треплют, тем меньше толку.

Правда, говорить такое значило повернуться спиной к тому, что происходило по ту сторону синих гор… А в общем, какое ему дело? Важно было одно: Фернандо никогда его не обманывал, и если он сказал, что вернется, чтобы взяться за плуг, то в один прекрасный день так оно и будет…

Размышляя обо всем этом, старый Лукас вдруг заметил, что лошадь взбирается на холм, — он был уже возле полицейского участка. Лукас взглянул на террасу и увидел обычную картину: придвинутые к стене скамьи по обе стороны двери и деревенского парнишку в заношенной солдатской рубахе, усердно начищающего сапоги на пороге дома. Лукас вспомнил слова капрала: «Когда придут письма, я не стану их ни с кем посылать, а приберегу до вашего прихода».

Так сказал на прощанье капрал три месяца назад, когда передавал ему первое письмо от Фернандо, и сейчас Лукас вздохнул:

— Этот капрал держит слово.

Решив даже не слезать с лошади, старик подъехал к дому и поздоровался. Но вместо капрала он увидел другого человека. Лукас тотчас узнал его и выпрямился в седле. Это был местный алькальд. В тот же миг из дома послышались голос и шаги капрала:

— Слезайте, Лукас, и заходите, мы ждем вас.

Лукас хотел было ответить, но, почувствовав в тоне военного какую-то неуверенность, тотчас легко соскочил с лошади.