Шандор Тар: Рассказы

Каждый день он по три-четыре раза проделывал этот путь, потому что у Неллике два маленьких передних зубика чуть-чуть выдавались вперед, и верхняя губка их едва прикрывала, и от этого на лице у нее все время как бы играла лукавая улыбка. И потому, что кожа у нее на лице, под пышными рыжими волосами, отливала лиловато-розовым цветом, и даже ресницы были какого-то розоватого оттенка и такие густые, что когда она из-под них взглядывала на окошечко в двери, то словно солнце появлялось из-за облака. Когда кто-то еще стоял возле двери, Дюле приходилось пережидать, в окошечке только одна голова умещалась, но скоро он научился в таких случаях говорить, минуточку, я тороплюсь, да видно было и так, по одежде, что он из цеха и времени у него нет. А вечером у него еще одна пробежка была - к автобусу. Ему мыться надо, Неллике же сумку подхватит - и готова. Правда, в комплектовочной на полчаса позже кончают, чем цеха, но все равно успеть трудно. Так что, едва кончается смена, Дюла - бегом в раздевалку, еще на лестнице одежду скинуть, раздеться, под душ, одеться и старт. На бегу пропуск - в щель, вахтер потом вынет, а утром отдаст, мужик он хороший. Иначе нельзя, автобус приходит как раз в это время, женщины на посадочном островке стоят или уже садятся, а тут он как раз подлетает через мостовую и сразу - в автобус. Женщины Дюлу жалеют, садятся медленно, задерживают автобус, водитель звонит непрерывно, а они - одна нога на ступеньке, другая - на земле, оглядываются: бежит ли, догонит ли? Догонит.

В автобусе уже и поговорить можно, но они больше молчат, зато молчат вместе или держатся за руки и неизвестно чему улыбаются, пока Неллике не приходит время слезать. Дальше - нельзя. Но сегодня - можно. Вчера Неллике спросила, не поможет ли он ей собрать и повесить новую полку? Дюла точно понял, что это значит. Они тогда стояли в автобусе на соединительной площадке, и Дюла несколько минут ни слова не мог сказать, только держал Неллике за руку и смотрел вниз, в маслянисто-грязный пол. А сегодня утром он надел чистое белье и, придя на работу, сказал мастеру, что ему надо уйти на час пораньше. Не хотел бы он как раз сегодня взять и опоздать на автобус. До обеда он четыре раза прибегал к окошечку, на Неллике посмотреть, и та каждый раз улыбалась и кивала ему, он же ни разу не опоздал обратно к своим станкам, летел по заводу, словно орел между горных вершин, на складе перемахивал через бочки, по шлифовальной пролетел, будто вихрь, люди только успевали в его сторону обернуться, и настроение у него было такое, что Арпи Киш лишь головой качал. Под душем Дюла тер себя изо всех сил, потом долго причесывался, времени было навалом, потом выскочил в проходную и гуляючи пошел к остановке. Теперь успеет. Он даже закуривать не стал, чтобы не несло табаком, Неллике это не нравится, вместо этого сосал ментоловый леденец, хотя от ментола его тошнит. Потом появились женщины, за ними и Неллике, и солнышко выглянуло на небе, тут и автобус пришел, Дюла встал к дверям, а потом с островка посадочного назад, на мостовую ступил, чтобы всех пропустить. Среди прочих и Неллике - и тут что-то его ударило: в спину? Или - в бок? Грудная клетка словно вырвалась из-под рубашки, и все-таки не было больно. Он упал на проезжую часть. Хотел повернуться, посмотреть, что это было, но не смог, и тогда услышал что-то вроде хлопка. Больше - ничего. Крики, шум, суета; но ничего больше не было; не было даже тела. Лицо Неллике розовым пузырьком застыло перед ним, превратившись в хрупкую радугу. Он был счастлив. И радость пережила его.