Уильям Теккерей - Книга снобов, написанная одним из них

Но вы, кому доводилось слушать звон сельских колоколов, кто в детстве ходил в церковь солнечным воскресным утром; кому доводилось видеть, как жена пастора ухаживает за больным бедняком; как городской священник взбирается по грязным лестницам зловонных трущоб, делая свое святое дело, - не поднимайте крика, когда один из них оступится, не вопите вместе с чернью, которая улюлюкает ему вслед.

Это может сделать всякий. Когда старик Ной упился и сыновья застали его, то лишь один из них отважился посмеяться над отцовским позором, и это был далеко не самый лучший из его детей. Давайте и мы отвернемся молча не крича "ура", наподобие кучки школьников, из-за того, что какой-то юный бунтовщик ни с того ни с сего вскочил и ударил учителя.

Признаюсь, однако, что, если бы я помнил имена тех семи или восьми ирландских епископов, утвержденные завещания которых упоминались в прошлогодних газетах и которые скончались, оставив каждый около двухсот тысяч фунтов, - то я именно их с удовольствием поставил бы во главе моих снобов-клерикалов и произвел бы над ними некую операцию не менее успешно, чем, как я вижу из газет, мозольный оператор Эйзенберг - над его светлостью, высокопреподобным епископом Тапиокским.

И признаюсь, когда эти высокопреподобные прелаты подойдут к вратам рая с заверенными завещаниями в руках, признаюсь, мне кажется, что их шансы попасть... Но райские врата далеко, следовать туда за их светлостями несподручно, так спустимся же снова на землю, чтобы и нас, чего доброго, не обеспокоили там щекотливыми вопросами о наших собственных излюбленных пороках.

И не будем потакать вульгарному предрассудку, будто духовенство - это такое сословие, которое получает слишком много денег и живет в роскоши. Когда этот известный аскет, покойный Сидней Смит (кстати сказать, почему стольких Смитов на этом свете зовут Сидней Смит?) восхвалял систему больших денежных поощрений в Церкви, без чего, по его словам, джентльменов трудно склонить к духовной профессии, он весьма сочувственно признавал, что благосостояние большей части духовенства отнюдь не внушает зависти. Читая произведения некоторых известных современных авторов, можно вообразить, будто жизнь пастора проходит в том, что он ублажает себя плум-пудингом и портвейном и что жирные брылы его преподобия всегда засалены шкварками от десятинных свиней. Карикатуристы любят изображать его в таком виде: круглым, короткошеим, угреватым, апоплектическим, выпирающим из своего жилета, словно кровяной пудинг, эдаким Силеном в широкополой шляпе и кудрявом парике. Тогда как на самом деле котлы этого горемыки отнюдь не переполнены мясом. Обычно он трудится за такое жалованье, каким пренебрег бы портновский подмастерье; кроме того, к его ничтожным доходам предъявляют такие требования, какие очень немногие философы выполняли бы без ропота; нередко и десятину взимают из его же кармана как раз те лица, которые урезывают ему средства к существованию. Ему приходится обедать у сквайра, а его жена должна прилично одеваться, и сам он должен "иметь вид джентльмена" и воспитывать джентльменами шестерых рослых и вечно голодных сыновей. Прибавьте к этому, что, если он выполняет свой долг, у него бывают такие искушения истратить деньги, против каких ни одному смертному не устоять. Да, вы не можете устоять и покупаете ящик сигар, потому что они очень хороши, или золоченые часы у Хоуэла и Джеймса, потому что они очень дешевы; или ложу в Опере, потому что Лаблаш и Гризи божественно поют в "Пуританах". Вообразите же, как трудно пастору устоять и не истратить полкроны, когда семейство Джона Брекстоуна сидит без хлеба, или не "выставить" бутылку портвейна бедной Полли Кроль, которая родила тринадцатого младенца; или не подарить плисовый костюмчик маленькому Бобу Скэркроу, чьи штанишки совсем проносились на коленках. Подумайте об этих искушениях, братья моралисты и философы, и не слишком придирайтесь к пастору.

Но что же это? Вместо того чтобы "обличать" пасторов, мы рассыпаемся в слезливых похвалах этой ужасной породе в черном облачении? О святой Франциск, покоящийся под зеленым дерном, о Джимми, и Джонни, и Вилли, друзья моей юности! О благородный и милый сердцу старик Элиас! Как может тот, кто вас знает, не уважать ваше призвание и вас самих? Пускай это перо не напишет больше ни на пенни, если оно когда-нибудь вздумает осмеять вас или ваше призвание!

Глава XII

Снобы-клерикалы и клерикальный снобизм