Уильям Теккерей - Книга снобов, написанная одним из них

Его матушка, леди Фанни Фэмиш, свято верит, что Роберт живет в Лондоне единственно ради возможности посоветоваться с врачом; она хочет перевести его в драгунский полк, который не отправят в эту противную Индию; она думает, что у него слабая грудь и что он каждый вечер питается кашицей, поставив ноги в горячую воду. Ее милость обитает в Челтнеме, и направление мыслей у нее самое благочестивое.

Разумеется, Бобби частенько заглядывает в клуб "Английский Флаг", где в три часа дня завтракает жареными почками, запивая их светлым элем, где безусые молодые герои, подобные ему, собираются, бражничают и угощают друг друга обедами, где вы можете видеть, как человек десять молодых повес четвертого и пятого сорта прохлаждаются и курят на ступеньках подъезда; где вы созерцаете длиннохвостую и голенастую кобылу Слаппера под охраной рассыльного в красной куртке, в то время как сам капитан подкрепляется рюмочкой кюрасо перед прогулкой в Парке, и где на ваших глазах Хобби, из Шотландского гвардейского полка, вместе с Добби, из полка Мадрасских мушкетеров, подкатывают к клубу в высоком громыхающем кебе, который Добби нанимает у Рамбла на Бонд-стрит.

В сущности, военных снобов, и самых разнообразных, такое множество, что "Панч" и за сто недель не смог бы уделить внимание каждому из них. Кроме малопочтенного старого вояки-сноба, закаленного в боях, существует весьма почтенный военный сноб, который и не нюхал пороху, зато держится как заправский вояка. Существует и сноб - военный лекарь, который в разговоре более грозен и воинствен, чем первейший рубака во всей армии. Существует и сноб-драгун, которым восхищаются девицы, драгун с широким и бессмысленным розовым лицом и желтыми усами - пустой, чванный, глупый, но храбрый и доблестный сноб. Есть и военный сноб-любитель, который пишет на визитных карточках "Капитан", ибо состоит поручиком ополчения в Бангэе. Есть и военный сноб-сердцеед, и другие, которых нет нужды называть.

Повторяем, однако: пусть никто не обвиняет нас в неуважении к армии вообще, к этой доблестной и здравомыслящей армии, все воины которой, начиная с фельдмаршала герцога Веллингтона и далее, в нисходящем порядке (за исключением Е. К. В. фельдмаршала принца Альберта, которого, впрочем, едва ли можно считать военным), читают "Панч" во всех концах света.

Пускай те штатские, что издеваются над подвигами армии, прочтут отчет сэра Гарри Смита о битве при Аливале. Никогда благородное дело не описывалось более благородным языком. А вы все, кто сомневается, существует ли еще рыцарство, или же век героизма давно миновал, вспомните сэра Генри Хардинга вместе с его сыном, "милым маленьким Артуром", которые скакали впереди войск под Ферозшахом. Надеюсь, ни один английский художник не отважится изобразить эту сцену, ибо кто у нас смог бы воздать ей должное? Во всей истории мира нет более героической и блестящей картины. Нет-нет, люди, которые совершают такие подвиги с таким блеском и отвагой и описывают их так скромно и мужественно, - эти люди не снобы. Родина восхищается ими, король награждает их, а "Панч", всесветный насмешник, снимает перед ними шляпу и говорит: "Боже, храни их!"

Глава XI

О снобах-клерикалах

После снобов-военных совершенно естественно возникает мысль о снобах-клерикалах, и ясно, что, при всем нашем почтении к духовному сану, однако же памятуя о нашем долге перед истиной, человечеством и английской

публикой, мы никак не можем опустить такое обширное и влиятельное сословие в наших заметках о необъятном мире снобов.

Среди духовных лиц имеются такие, чье притязание на снобизм бесспорно, но здесь обсуждаться не может, по той же причине, по какой "Панч" не дает представлений в соборе из уважения к совершающейся в нем торжественной службе. Есть такие места, где он, по собственному признанию, не вправе поднимать шум, и потому он убирает свою ширму, заглушает барабан и умолкает, сняв шляпу.

И я знаю, что если найдутся такие духовные лица, которые согрешат, то сразу же найдется и тысяча газет, чтобы изобличить этих несчастных с криком: позор им! позор! - в то время как та же печать, будучи всегда готова шуметь и вопить, требуя отлучения немногих заблудших преступников, почему-то обращает очень мало внимания на множество добрых пастырей, на десятки тысяч честных людей, которые ведут христианский образ жизни, щедро жертвуют на бедных, сурово отказывая себе во всем, и живут и умирают на своем посту, не дождавшись ни единой хвалебной заметки в газетах. Мой любезный друг и читатель, хорошо бы и мы с вами могли сказать то же о себе; и позвольте шепнуть вам по секрету, entre nous: {Между нами (франц.).} я убежден, что из всех тех знаменитых философов, которые громче других осуждают пасторов, весьма немного сыщется таких, которые знали бы церковь потому, что часто туда ходят.