Уильям Теккерей - Новые романы

- Слушаю, маршал! - ответил Диллон, отдавая честь и поворачивая коня.

- Победа! - вскричал маршал.

- Или смерть! - торжественно отозвался Диллон, целуя крестовину своего меча, и пришпорил коня, спеша исполнить приказ и дать Ирландской бригаде почетную возможность изменить ход сражения.

Проскакав вдоль фронта выстроенной бригады, с нетерпением ждавшей приказа ринуться в бой, Диллон бросил призыв, услышав который каждый ирландец стиснул зубы, привстал в стременах и сжал меч, охваченный жаждой отмщения, ибо слово, которое выкрикнул Диллон, действовало как талисман: это было "Помните Лимерик!". Затем он круто повернул коня и во главе своего полка, которому выпала честь возглавить атаку, устремился вперед; за ним с громовым топотом копыт, от которого задрожала земля, устремилась вся бригада, и доселе стройные колонны Камберленда были смяты этой страшной лавиной. Диллон пал одним из первых, сраженный пулей англичан, которые вели стойкий прицельный огонь; получив смертельную рану, он понял, что его предчувствие близкой гибели оправдалось, но все же он успел вкусить сладость обещанной им славной победы; всадив шпоры в своего горячего коня, он врезался в самую гущу штыков и, круша направо и налево, увидел, как сломалась английская колонна, и только тогда пал, отбиваясь до последнего вздоха, окруженный трупами врагов. Англичане потерпели поражение и не могли больше сопротивляться, но, неукротимые духом, не обращали к противнику спины и отступали, сохраняя порядок; поражение не лишило их достоинства, и горечь его несколько смягчилась сознанием, что они уступили победу своим мужественным соседям-островитянам, а не чужеземцам. Нелегко было признаваться себе, что они лишились столь могучего союзника по собственной вине, но они утешались мыслью, что только их правая рука могла нанести столь веский удар. Слава богу, дни этой противоестественной вражды отошли в прошлое, и варварские законы, которые ее породили, отменены. Спустя всего шестьдесят с малым лет и всего в пятидесяти милях от этого самого места доблестные ирландцы сражались и победили бок о бок с англичанами, ибо при Ватерлоо Эрин дал Альбиону не только свою огненную кавалерию, но и своего непобедимого полководца".

Эти чертовы ирландцы были и впрямь мастера крошить врагов. Стоило только Ирландской бригаде появиться на поле боя, исход битвы был предрешен. Ни один смертный не мог против нее устоять. И почему какой-нибудь вояка с зеленого острова не напишет историю этого грозного легиона?

Есть что-то трогательное в этих легендах об отваге изгнанников из родной страны, и, без сомнения, можно было бы доказать, что во всех тех случаях, когда французам не удавалось разгромить саксов, это объяснялось тем, что их союзники-ирландцы были заняты другими делами и потому не могли, как выражается мистер Лавер, "Fag an Bealach", то есть "расчистить путь"; на эту тему он написал песню, которую, как он считает, "с восторгом примет, по крайней мере, вся Ирландия".

Ура! Прочь с дороги! Вот несется Рори О'Мор со своей громадной дубиной; он распален гневом, и горе тому саксонскому черепу, на который опустится страшная палица этого богатыря. Он охвачен лютой яростью. Для него умереть все равно что выпить стакан пахтанья; он швыряется рифмами к словам штык и патронташ, словно это для него самые привычные понятия; только что он был буревестником, и вот уже превратился в орла, разбивающего свою скорлупу, а за секунду до этого он был бравым охотником - он готов быть чем угодно во славу своей страны. Я так и вижу саксов, в страхе бегущих от Рори и его бравых охотников, подобно тем нечистым тварям, которые бежали от святого Патрика.

Ничего не скажешь, славная боевая песенка. Но подобает ли ее петь тебе, о Сэмюел Лавер? Неужели ты тоже становишься бунтовщиком и начинаешь выкрикивать песни, пронизанные ненавистью к саксам? Ты, чья нежная и кроткая муза до сих пор пела лишь о мире и доброте; ты, чье имя, казалось бы, соответствует характеру {Lover - от слова love - любить (англ.).}, человек, которому посчастливилось найти четырехлистный трилистник и тот благословенный остров, "где не бывает слез и сердечной боли"! Оставь перебранки политикам и газетчикам. Это их хлеб. Тебе они ни к чему. Пусть себе они распространяют ложь, сеют ненависть, возбуждают жажду крови. Поэтам, гениям не к лицу присоединять свой голос к этому зверскому хору и подстрекать замученных голодом дикарей на убийство. А может быть, ты все тщательно взвесил и обдумал и пришел к выводу, что восстание разумно, необходимо и желательно для твоей страны, что это - единственный путь и что неизбежное побоище будет оправдано той пользой, которую оно принесет? "Песня, - говоришь ты, пуская эту поджигательскую балладу гулять по белому свету, - это детище поэта, которое, если оно здорово, исполнено жизненных сил и чувств и которому предстоит расти и размножаться и питать людей". И вот ты, отлично сознавая все величие звания поэта и то, что каждая написанная тобой строка является пищей, которой питается человечество, спокойно усаживаешься за свой рабочий стол в Лондоне и старательно нанизываешь рифмы, призывающие "Fag an Bealach" и оправдывающие измену! Так, значит, "вся Ирландия с восторгом полакомится этой песней"? Ничего себе кусочек, неплохой обед для всей Ирландии! Кровь, мышьяк, серная кислота, медный купорос - есть чем запить копья, ядра и картечь!