Бердыназар Худайназаров - Люди песков (сборник)

Уже четыре дня тетя Дурсун никак не может повидать Пашу. То в район уехал на собрание, то с утра по бригадам ездит, то с уполномоченным в поле уехал.

Вот и сегодня улеглась, не повидав сына, не облегчив душу разговором. Уснуть не могла. Да и дочка неспокойно спала, все ворочалась… Вот опять повернулась, одеяло на голову натянула, а ноги голые. Дурсун встала, поправила на дочери одеяло, прикрыла ноги…

— Тетя Дурсун! — послышалось со двора.

Это Еллы, его голос. Дурсун со вздохом вылезла из-под одеяла, кашлянула, отодвинула засов.

— Спите уже, тетя Дурсун?

— Какой уж тут сон, сынок! Так, лежу… Заходи, садись! Ты из конторы?

— Из конторы. Меня Паша послал… Мы сейчас в Теджен звонили!..

— Ну? — Тетя Дурсун всем телом подалась к нему. — Что ж вы узнали?!

— Сейчас, тетя Дурсун! Сейчас расскажу по порядку! Значит, сначала мы в район дозвонились, еще вчера просили, чтоб Санджаров помог в Керки пробиться… А Санджарова нет, он в Ашхабад на совещание поехал. Но ничего, нам Шаклычев помог… Договорились, чтоб нам сегодня вызвали к телефону кого-нибудь из семьи Джапара-ага. А сегодня звонят: "Теджен на проводе! Каррычирла слушает!"

— Надо же! — воскликнула тетя Дурсун. — Каррычирла! Даль-то какая!

— Так ведь это телефон, тетя Дурсун, с Москвой говорить можно, если связь хорошая!..

— Да кто ж там говорил в телефон-то? Сват?

— Паша сначала не понял, слышно было плохо, трещало очень. Он говорит, у вас там женщина должна была приехать к родителям из Кызылаяка, и свекор с ней… Как они живы-здоровы? Его спрашивают, кто говорит, он отвечает: председатель колхоза Паша Анкаров. Это, говорит, моя невестка и отец… Есть, говорят, такие. Так пусть, говорит Паша, поскорее возвращаются! Мы их на один месяц отпускали, а не на полгода! Говорит, говорит и вдруг, вижу, краснеть начал. Человек тот говорит ему что-то, а Паша молчит и все больше краснеет.

— А чего ж это он? — взволнованно воскликнула тетя Дурсун.

Еллы улыбнулся:

— Я и сам сначала не понял. Помолчал, помолчал, потом, смотрю, трубку вешает. Осторожненько так… А сам ни слова… Только когда из конторы вышли, он мне объяснил, в чем дело. Оказывается, с самим Анкаром-ага разговаривал!

— С отцом?! — Тетя Дурсун всплеснула руками.

— Ну да! И распушил же Анкар-ага нашего председателя! Ведь как все получилось. Они тогда не сели в Керках на поезд. Справки какие-то не те им дали, ну, а Анкар-ага человек гордый, не станет с полпути возвращаться, купил на базаре двух ишаков — и в Теджен! Шестьсот пятьдесят километров! Месяц и двадцать дней до Теджена добирались. А теперь насмехается — вышли, говорит, мне еще такую же справочку, на обратный путь… месяца через два прибудем!

— Ой! Да хоть через год! Главное — живы они! Здоровы! Постой, Еллы, я тебе сейчас подарок дам! Нарочно хранила! Кто первый скажет, что живы они и здоровы!..

Дурсун начала шарить где-то в углу, взволнованно приговаривая:

— Припасла для такого случая. Значит, живы-здоровы… Ну, слава богу… Теперь я спокойна. Ведь чего только не передумаешь!.. Говоришь, ругал отец Пашу-джана? Значит, сильно его припекло, ведь он никогда слова резкого ему не скажет… Вот, сынок, держи, нашла. Не нужно было Анкару сына ругать… И так у него забот хватает… Сколько дней не могу дома застать!.. Ну, может, ничего, может, он не очень на отца-то обиделся…

От села Каррычирла в сторону песков ехали по дороге два всадника, один на ишаке, другой — на верблюде. Ехали они два дня и на третий день, к вечеру, добрались до колодца Динли. Возле колодца лежала собака с разорванным ухом. Увидев Джапара-ага, она поднялась и, виляя хвостом, пошла навстречу.

— Видно, оба с отарой ушли, — сказал Джапар-ага. — Слезай, Анкар-ага, сами будем чай кипятить… — И он стал сажать своего верблюда.

Старики спешились. Вскоре за барханами, в той стороне, куда спряталось солнце, послышался нестройный перезвон бубенчиков. Перезвон все приближался, и вскоре огромная отара овец заполнила все стойбище. Человек средних лет с чабанской палкой в руке, прихрамывая, подошел к Анкару-ага. У него была густая черная борода, не совсем закрывавшая шрам на щеке, а на лбу глубокая выемка, в которой вполне мог поместиться палец. За ним шел юноша с охапкой травы в руках. Он тоже поздоровался и, присев возле очага, стал мыть котел. Анкар-ага внимательно разглядывал чернобородого.

— Что, уважаемый, припомнить хотите? — с улыбкой спросил тот, заметив, что Анкар-ага внимательно разглядывает его. — Меня теперь многие не узнают…