— Уважение — это хорошо… — негромко заметила Кейик. — Но только когда оно взаимное…
— Ты права, — согласился Паша. — И я считаю, что ты имеешь полное право на уважение. И право самой решать свою судьбу.
Кейик быстро взглянула на него, передала Бибигюль сына и стремительно вышла из кибитки.
Вечером она отнесла Сазаку заявление о вступлении в партию.
В райком их вызвали вместе с Поллыком-ага; того все-таки приняли в кандидаты, хотя Нунна-пальван голосовал против. Повез их сам Сазак.
Кандидатура Кейик не вызвала возражений, и с ней на бюро говорили недолго. Когда она, тихонько прикрыв за собой дверь, вышла в комнату, где возле двери сидела секретарша, Поллык-ага сразу бросился к ней:
— Ну что, приняли? Вопросы трудные задают?!
Ответить Кейик не успела, Поллыка-ага пригласили в кабинет секретаря.
Он обреченно вздохнул, снял ушанку, вошел в кабинет, кашлянул и зачем-то посмотрел на часы.
— Здравствуйте, младшие! — произнес он, садясь на указанный ему стул. Рахманкулов и Шаклычев кивнули в ответ на его приветствие, Санджаров — нет. Поллык-ага снова кашлянул. «Чего же это Санджар не кивнул? — обеспокоенно подумал он. — Может, против будет голосовать? А может, кивнул, просто я не заметил? Нет, неспроста это!.. И Кейик мне ничего не ответила!.. А может, она сама про меня чего наговорила? Или Нунна-пальван написал заявление?.. Вон тот начальник-то как косо глянул!.. А кто ж он такой? Может, из центра?
О боже, легче через огненный мост пройти!.. Сделан, господи, чтобы приняли меня единогласно, козленка тебе в жертву не пожалею!..»
Зачитали анкету Поллыка-ага. Рахманкулов оглядел собравшихся.
— Вопросы есть?
— У меня вопрос, — сказал Шаклычев. — Поллык-ага, вы как, абсолютно неграмотны?
Все члены бюро повернулись к Поллыку-ага. Однако этот вопрос совершенно его не смутил, Поллык-ага ждал такого вопроса. Он положил ушанку на стул, поднялся и потрогал карандаши, торчащие из нагрудного кармана.
— Я хотя и неграмотный, но в политических вопросах разбираюсь получше другого грамотного! И наряду с тем, товарищ Шаклычев, я со всей душой выполняю государственную работу и являюсь также членом правления. От старых вредных привычек в основном давно очистился. Никакого нет сомнения, что я буду честным членом партии.
— Так… Понятно. А скажите, пожалуйста, с какой целью решили вы вступить в партию?
Этого Поллык-ага не ожидал.
— Нет у меня никакой цели, товарищ Рахманкулов! («Оговорили все-таки, точно — оговорили!») Никогда у меня цели не было!..
— А как же это понять, товарищ завфермой? Вступаете в партию — и никакой цели?
Поллык-ага недоуменно пожал плечами.
Члены бюро переглянулись.
Поллык-ага беспомощно развел руками. Очки упали на пол, и одно стеклышко разбилось. Поллык-ага сразу покрылся потом, наступил сапогом на второе, целое еще стеклышко и решительно повернулся к Рахманкулову:
— Товарищи райкомы! Вот перед товарищем Лениным и перед товарищем Сталиным клянусь, что никогда в жизни… Это я так… случайно…
Санджаров поднялся с места, широко шагая, подошел к Поллыку-ага и остановился перед ним во весь рост.
— Вот что, Поллык-ага, давай разберемся. Если человек подает заявление в партию, это значит, что он готов всеми силами бороться за дело партии, за ее великие цели. Если будет необходимо, он готов отдать не только все свои силы, но и саму жизнь! Это закон партии. Готов ты его выполнить? Вот, допустим, райком скажет тебе, чтобы ты прямо отсюда, из этой комнаты, пошел на фронт. Пойдешь?
Поллык-ага пошевелил губами, вытер ладонью пот со лба и задумался.
— Прямо отсюда!.. Ну что ж… Если велите… Раз по-другому нельзя… Но только в животноводстве тоже нужны дельные люди… — Поллык-ага вздохнул и опустил голову.
Санджаров посмотрел на Рахманкулова.
Ясно было, что решать вопрос о Поллыке-ага будет не так-то просто.
— Вы пока выйдите, — сказал Рахманкулов. — Мы посоветуемся… Позовем вас… Секретарь первичной организации тоже пусть останется.
Поллык-ага направился к двери, осколки стекол хрустели у него под ногами.
— Мне кажется, товарищ не подготовлен для вступления в партию, — с сомнением сказал Рахманкулов.
— Пожалуй… — согласился Санджаров. — Вы заметили, как он изменился в лице, когда я заговорил о фронте?
— А мне кажется, вы не правы! — горячо возразил Шаклычев. — Если бы этот человек не раздумывая заявил, что с радостью отправился на фронт, вот тогда мы должны были бы насторожиться! А он сказал искренне, от души. Значит, ему можно доверять!.. Конечно, это далеко не идеал коммуниста, но особых причин отказывать ему в приеме я все-таки не вижу…
Читать дальше