Бердыназар Худайназаров - Люди песков (сборник)

— Товарищ Санджаров, хочу спросить вас… — Шаклычев замялся, взял зачем-то коробку «Казбека», лежавшую на столе, и сразу же, словно прикоснулся к чему-то поганому, положил на место. — Не люблю, — с обычной своей непосредственностью объяснил Шаклычев, лицо его осветила доверчивая улыбка. — Из развлечений не люблю папирос, из людей — демагогов.

— Многозначительно сказано. Что же вы имеете в виду?

— Вот хотя бы историю с Довлихановым.

— Какую историю?

— Вы говорили на пленуме, да я и сам это понимаю, что переселение — важнейшая наша хозяйственно-политическая задача и решение ее требует от руководителей большого такта. А Довлиханов допустил грубость, в какой-то мере подорвал доверие к райкому. Неужели вы считаете правильным — рекомендовать колхозникам того, кто не умеет или не желает уважительно говорить с людьми? Тем самым колхозникам, которых он так обидел, что они пожаловались правительству. Зачем это нужно?

— А чтоб Довлиханов научился разговаривать с людьми, уважать колхозников. Его там живо в чувство приведут. Председатель в Учоюке слабый, за отцовские заслуги выдвинут. Фактически колхозом руководят старики, такие, как Анкар-ага.

— Знаю его. — Шаклычев усмехнулся. — Я у Паши в гостях бывал, познакомились. Занятный старик…

— Занятный? Мало ты его, видно, знаешь. Завтра поедем в пески, там поймешь, почему решили послать в Учоюк Довлиханова.

Они добрались до колодца Ганлы во второй половине дня, спешились возле кибитки Анкара-ага. Кроме Кейкер, дома никого не оказалось.

— Здравствуй, дочка, — сказал Санджаров, отвечая на приветствие девушки. — Чаю нам дашь или сначала за отцом сходишь?

— И чаю дам, и за отцом схожу, — бойко ответила Кейкер и потупилась, смущенная своей смелостью.

В восьмикрылой кибитке было довольно просторно, хотя скарба домашнего у Анкара-ага хватало. Во всем заметна крепкая хозяйская рука.

— Чайку бы неплохо… — мечтательно произнес Шаклычев, передавая Довлиханову протянутую Саиджаровым подушку. — Да и в том кувшине, что завернут в кошму, неплохой, наверное, напиток…

— Не торопись, Шаклычев, — рассмеялся Санджаров. — В этой кибитке есть чем угостить путников. Наберись терпения. Ложись, отдыхай — бери пример с Довлиханова.

Довлиханов старался держаться непринужденно, но Санджаров остро чувствовал, как тот внутренне напряжен, как не по себе сейчас этому самоуверенному человеку.

Снаружи послышалось предупреждающее покашливание, и Анкар-ага открыл дверь. Он подошел к гостям, с каждым поздоровался за руку, потом прошел в задний угол, туда, где сложена посуда, и скромно примостился там.

— Что это ты где пристроился? — насмешливо спросил Санджаров. — В старцы древние записался?

Анкар-ага улыбнулся, перебирая бороду крупными гибкими пальцами. Ответил не сразу:

— Знаешь, Санджар Политик, у ребенка сила в ногах — бегает, скачет, резвится; у юноши — важней всего стан стройный, красавицам по вкусу. А на старости лет прелесть жизни — во рту. Поесть да с людьми потолковать — вот и все наши радости.

— Будто уж больше ни на что и не способен? — Санджарову не терпелось сказать, что человек, за одну ночь добравшийся до Ашхабада, не вправе жаловаться на старость, но стесняло присутствие Довлиханова.

Гости пододвинули поближе чайники, принесенные Кейкер, и разговор перешел на злободневные темы: о сенокосе, о стрижке в отарах…

— Кстати, Шаклычев, — сказал Санджаров, когда с чаем было покончено, — не наведаться ли вам с Довлихановым к стригалям? Подозреваю, что вы в жизни своей не видели, как овцу стригут.

— Один раз довелось, — сказал Шаклычев, вопросительно глядя на Довлиханова.

— А в самом деле! — Довлиханов проворно поднялся, стараясь не показать, что понял маневр Санджарова. — Приехали — и за угощение. Надо же к людям сходить, поздороваться…

Они ушли.

— Знаешь их? — спросил Санджаров, решив не откладывать разговора.

— Тот, помоложе, над учителями начальник; помнится, бывал у нас. И другой… знаком. Вид у него что-то невеселый. Причина какая есть?

— Есть, — ответил Санджаров, глядя Анкару-ага прямо в глаза. — От работы освободили. Меня ведь тоже освободили. Этот молодой, учительский начальник, теперь на моем месте будет.

Анкар-ага молча кивнул — понятно.

— Я слышал, ты собрание приехал проводить? — спросил он немного погодя.

По тому, с каким безразличием были произнесены эти слова, Санджаров мог судить, что обеспокоен старик не на шутку. Значит, Сазак успел уже проболтаться.