Первыми замерзают уши. Уже через несколько минут начинает казаться, что они сейчас отвалятся. Тереть, тереть!.. Но для этого надо вынуть руки из рукавов, и вот уже и руки окоченели. Ладно, потерпят, руки ни у кого еще не отвалились отмороженные… Развести бы костерок возле арыка, погреться, да спичек нет…
Из школы я приходил в полдень. Я точно знал, где лежит кусочек лепешки — мой обед, но старался даже не подходить близко. Только уж если закружится голова… Я ведь лапшу буду есть — положено как члену бригады. Не взглянув на лепешку, но не переставая думать о ней, я бросал тряпичную сумку с учебниками, хватал сажень, которой делал замеры, и отправлялся в бригаду. Нужно было спешить — меня ждали.
Никто не имел права уйти на перерыв, пока я не замерю, сколько сделано до обеда. Но даже если кто-нибудь и уйдет, не дождавшись, лапши все равно не получит — по распоряжению председателя лапшу из колхозных продуктов давали только тем, кто до обеда сделал пол нормы.
Чтоб точно выполнять это распоряжение, нужно было иметь каменное сердце — многие, как ни старались, дать норму не могли. И я хитрил, намерял больше, чем было, — у меня не хватало духа лишить обеда людей, которые работали честно, не разгибаясь, но были слабей других.
В тот день, повесив сумку на деревянный остов кибитки, я, как всегда, схватил сажень и отправился в поле.
Миновал два тополя на северной окраине аула, обогнул поросший бурьяном солончак и уже свернул к Амударье, когда за спиной моей всхрапнул конь. Я оглянулся и увидел серого председательского иноходца. В бригаду едет. Плохо дело! Многие сегодня останутся без обеда.
Я посторонился, давая дорогу. Председатель поравнялся со мной и придержал коня. Кивком ответив на "Здравствуйте", он внимательно, с головы до ног, оглядел меня. Потом вдруг опустил голову, словно застыдился, что так пристально разглядывает человека, и молча начал постукивать пальцами по луке седла.
— Вот что, парень, придется забрать у тебя из бригады пять человек. Пять хороших работников.
— На хлопковые карты? — спросил я.
— На хлопковые?.. Нет, парень, дело посерьезней. В Бассага надо ехать. Чистить канал. На месяц. — Он достал из кармана сложенный вчетверо листок, развернул. — Вот запиши: Тулпар Ходжамма, Маман Амангельды, Халлыва Карахан, Аксолюк Бурджулы, ну и Тархан Хидыр, то есть ты. Вечером всех приведешь в контору.
Считая, видимо, вопрос исчерпанным, он хотел было повернуть коня, но взглянул на меня и сказал сердито:
— Что-нибудь не ясно?
— Ясно… Только… Тулпар отец не отпустит.
— Как это не отпустит? Почему?
— Потому что взрослая девушка. На выданье.
Председатель внимательно, словно в первый раз видел, посмотрел мне в лицо. Удивления в его взгляде, пожалуй, было больше, чем злости.
— Болтаешь много! Аксолюк тоже невеста. Вон их сколько подросло!.. Если всех дома держать, и ехать некому!
— Да Ходжамма-ага лучше сам возьмет лопату, а дочь не отпустит.
— Ну если у него в семьдесят лет хватит сил выгребать глину с глубины в три роста, можем его послать! Там не количество нужно, не список, — работники нужны! Понятно?
— Мне-то понятно…
— А раз тебе понятно, объясни тем, до кого не доходит. Раньше мы на хошарные работы хоть каких-никаких — пожилых, подростков, но все же мужчин посылали, теперь и такой возможности нет. Сейчас канал чистить посылаем на месяц, а скоро, может, и чабанами в пески женщин отправлять придется! Да, да, чего ты на меня вылупился?
Я был так поражен, что не заметил, как он уехал. Стоял, опустив голову, и думал: что ж это будет? Как там сейчас холодно, на канале, — здесь-то ноги к земле примерзают, словно босиком ходишь. Ну, ноги ладно, чарыки починить можно, подошву потолще поставить. Может, и в колхозе дадут кое-что из одежды. Продуктов-то наверняка отпустят. Целый месяц на холоде, а какая работа!..
Но как же мне быть: Аксолюк — я не знаю как, а Тулпар отец не отпустит. Он ей и в контору-то вечером не разрешает пойти. Достанется тебе сегодня, Тархан, будешь до ночи гонять: то за одной, то за другой…
Чтоб раньше времени не поднимать в бригаде панику, я помалкивал до самого вечера. И только когда уже стемнело, замерив дневную выработку, объявил, что четверым: Тулпар, Халлыве, Маман и Аксолюк нужно сегодня прийти в контору.
— Мало сделали? — удивилась Тулпар.
— Наоборот, больше, чем вчера.
— Чего же тогда в контору?
— Председатель велел.
— А не знаешь зачем?
Я придумывал, что ответить, но Халлыва опередила меня.
Читать дальше