Родриго Рей Роса - Зачарованные камни. Hasta cierto punto

Он решил спрятаться за гладильной доской, но споткнулся о провод. На пол с грохотом упал утюг. Через секунду в комнату вбежали Рикарда и шофер.

— Сильвестре! — громко сказал шофер, и мальчик подумал, что сейчас его убьют, ведь он слышал, как они сговаривались погубить его отца.

Фаустино Баррондо был ему приемным отцом и, хотя они даже говорили на разных языках, являлся для Сильвестре воплощением доброты и заботы. Правда, Сильвестре давно его не видел. Не случилось ли с ним чего?

— Не понимаю. Не говорю по-испански.

Шофер грубо схватил его за руку.

— И правда! — сказала Рикарда. — Он же французик. Но учится быстро.

Шофер отпустил Сильвестре и повернулся к ней:

— Это я беру на себя.

Сильвестре выбежал из комнаты и поднялся к себе. «Они меня убьют», — подумал он, засыпая.

Ему приснился страшный сон. Он снова был по ту сторону моря. Дом с островерхой крышей. Через дыру в стене комнаты за ним кто-то наблюдает. Он чувствует это и ползет к стене, чтобы его не было видно. «Хорошо бы не просыпаться», — думает Сильвестре сквозь сон. Он не хотел идти в школу, где никто не говорил на его языке и не понимал его. Над ним все смеялись. А теперь его еще и хотели убить.

Мальчика разбудил голос доньи Илеаны.

Солнце пробивалось сквозь жалюзи, и он понял, что уже поздно. А еще вспомнил, что ему не нужно идти в школу, потому что сегодня праздник, и что накануне он выполнил задание, а потому донья Илеана должна будет выполнить свое обещание и отвезти его на Лас-Америкас кататься на лошадках.

Было слышно, как в небе над столицей гудят самолеты и вертолеты.

— Что это за шум? — спросил мальчик.

— Самолеты, Сильвестре.

Раздался пушечный выстрел.

— А это что?

— Пушки, — ответила донья Илеана.

«Война», — подумал Сильвестре, подставляя спину крохотным водяным пулям, которыми стрелял душ. Он должен был отомстить за смерть своего настоящего отца, того, что остался по другую сторону моря. Отца, которого он не знал. Враги, говорившие на чужом языке, захватили его в плен. Они хотели вырвать у него тайну. Но ничего не добились. Потому что отец и сам, думал мальчик, намыливаясь с ног до головы, не знал, что это за тайна.

— Сильвестре, поторопись, — послышался голос доньи Илеаны, — я опаздываю на работу!

Шофер, его враг, завел мотор.

— Сильвестре, ради бога, идем! — крикнула донья Илеана.

В небе над Лас-Америкас истребители, оставляя белый след, выделывали петли, бочки и штопоры.

Они припарковали машину возле площади Сан-Мартин, и шофер пошел провожать Сильвестре: нужно занять очередь, желающих покататься на лошадках слишком много. Донья Илеана осталась в машине — слушала музыку и разговаривала по сотовому.

Шофер был опасным врагом. Да и все здесь на самом-то деле были врагами. Нужно уничтожить их всех, думал Сильвестре. Если останется хоть один, он не сможет чувствовать себя спокойно.

Как и всегда, Сильвестре выбрал свою любимую пегую лошадку. Взяв в руки поводья, привстав в стременах и наклонясь вперед, он хлестнул ее по крупу и пустил в галоп.

Скакавший рядом с ним мальчик, который отвечал за лошадь, вдруг закрыл лицо руками, а у Сильвестре кровь забурлила от удовольствия, когда он представил, как плетка прошлась по еще одному вражескому лицу.

Видишь мальчишку, что катит впереди тебя на мотоцикле? Уничтожь его! Сними с него скальп. Для твоей коллекции. Смотри, вон еще один! Удирает на лошади. Но с Пегой ему не равняться. Вот ты его и догнал. А ну врежь ему!

— Мама! — вопил мальчишка, заливаясь слезами. — Вон тот, на пятнистой лошади, меня ударил.

Сильвестре даже не обернулся. Сейчас еще и ружье достану! Готово. Целься в затылок тому толстяку на велосипеде. Молодец!

А вот и еще один. Мальчишка с улицы. Еще один скальп. Да ты его знаешь — это Губка. Его никто не любит. Ладно, не трогай его.

Пегая лошадь резко повернула. Из-за каучукового дерева вышел человек. Разрыв, вспышка (ракета? пуля?). Визг тормозов. Рев клаксона. Бум!

Семейный обед. Гватемальская семья, богатство которой изрядно полито потом (без пары капель крови тоже не обошлось, но это в далеком прошлом).

Теперь семья живет не преступлениями, а за счет ренты.

Обеды в доме Элены, на которые собирались три поколения семьи Касасола, проходили шумно и сопровождались обильными возлияниями. Голоса звучали все громче и громче и в конце застолья перерастали в страшный гвалт — в безудержное веселье или жестокую ссору, в зависимости от настроения собравшихся или от состояния дел.