Родриго Рей Роса - Зачарованные камни. Hasta cierto punto

— Как жаль, — сказал Армандо, провалившись глубже, чем ожидал, — что ты еще не министр!

— Раз так, то представляю, во что ты вляпался, — сказал Франко и правой рукой разгладил мексиканские усики. — Давай выкладывай.

Адвокат снял трубку.

— Позвоните в полицию, — велел он секретарше, — и выясните все что можно о несчастном случае на Лас-Америкас. Да, сегодня, где-то в девять тридцать. Узнайте, что им известно о машине, — номера и прочее. Да, прямо сейчас.

Он повесил трубку и провел рукой по волосам:

— Лысею.

Потом спросил:

— Хочешь мое мнение?

— За этим я и пришел.

— Самое лучшее для тебя — это ехать в Кобан. Сейчас же.

— Но… — у Армандо вдруг мелькнула мысль, что адвокат нарочно дает ему плохой совет.

— Что «но»? Оставь машину там, где она сейчас. Хочешь кофе? Или чего покрепче? А тем временем Альма все для нас выяснит. Мой тебе совет: поезжай домой. Здесь ты рискуешь, а там ты будешь в безопасности.

— А как же Хоакин?

— Он ничего не знает, и с ним ничего не случится. Как ты собирался избавиться от машины?

— Думал бросить где-нибудь.

— Поздно.

В дверь постучала Альма. Адвокат пригласил ее войти. Прямо с порога секретарша начала зачитывать из блокнота сведения, которые ей удалось получить.

У полиции было описание автомобиля и номерные знаки (тут показания свидетелей расходились).

Росалио Кух, содержавший лошадку, арестован за «преступную халатность, повлекшую за собой тяжелые последствия» («хотя ему всего пятнадцать лет», записала в блокноте секретарша), и сейчас его допрашивают в суде для несовершеннолетних.

Родственники пострадавшего мальчика наняли частного детектива для поиска машины, скрывшейся с места происшествия.

— Спасибо, — поблагодарил секретаршу адвокат, и та вышла из кабинета. — Ладно, не психуй. Поезжай в Кобан. Попроси Хоакина мне перезвонить. Или, если хочешь, я сам ему позвоню. Машину найдут быстро.

Мучаясь угрызениями совести из-за того, что втянул друга в неприятную историю, Армандо взял такси и поехал на автобусную станцию.

Такси медленно продвигалось по забитым машинами, раскаленным полуденным солнцем центральным улицам, и на каждом углу его окружали стайки детей: предлагали розы, жвачку, шнурки, вызывались помыть лобовое стекло или просто просили денег.

В любом случае адвокат прав: с Хоакином ничего не случится, думал Армандо. Он сожалел о случившемся. Он искренне сожалел, и пошли бы все к черту!

Сильвестре был бельгийским мальчиком, которого судьба забросила в Гватемалу. Он жил в двухэтажном доме в фешенебельном районе Ла-Конча, на юге столицы. Дом был окружен садом, в котором жил пес Бинго — немецкая овчарка. Сильвестре любил кататься верхом и плавать в бассейне клуба «Кабанья»; ненавидел он школу, десятки раз переписывать (в наказание за какой-нибудь проступок) одну и ту же фразу и посещать ортопеда. Если Сильвестре «вел себя хорошо», его приемная мать донья Илеана через день возила его (или чаще отправляла в сопровождении вооруженного человека, который служил у них шофером) на Лас-Америкас кататься на лошадках. Но после того, как на прошлое Рождество ему подарили велосипед, о котором он не просил, верховые прогулки прекратились.

В своем последнем письме волхвам Сильвестре просил, чтобы на Рождество ему подарили лошадь. Скакать на лошади по чахлому леску из молоденьких сосенок или среди старых каучуковых деревьев, воображая себя кочевником, охотником на буйволов или индейцем с Дикого Запада, было его заветной мечтой.

«Я не должен оставлять на улице велосипед…» — в пятидесятый раз писал Сильвестре, пока донья Илеана развлекалась на чьем-то дне рождения. Фразу эту Сильвестре должен был переписать сто раз, иначе завтра, в День Вооруженных сил (а значит, выходной), мама не повезет его кататься на лошадях. Бинго пару раз тявкнул в саду. Звякнула щеколда калитки, ведущей на задний двор, туда, где стирали и гладили белье и куда выходила дверь комнаты служанки Рикарды. «Впустила кого-то», — сделал вывод Сильвестре и продолжил писать: «…велосипед, который купила мне моя добрая мама и деньги на который она зарабатывала в поте лица своего, чтобы подарить мне его на Рождество…»

Покончив с этим наказанием, на другом листе Сильвестре машинально написал некую фразу по-французски, смысла которой не понимал: «Je t’ai racheté et choisi á dessein… Sans que je ne sois souil-lé de la souillure du suspect…»

Он спустился на первый этаж и пробрался в прачечную — пошпионить за служанкой: они ненавидели друг друга.