Шарлотте Вайце - Письмоносец

— Так значит, ты Руска сменишь? — говорят они и хлопают Каспара по плечу: сперва осторожно, будто он фарфоровый, а потом уже сильно, словно они век знакомы.

Каспар берет большой стакан пива и присаживается рядышком с Анной-Гретой. Напротив него сидит краснощекая дама с красивым ртом. Она кусает зубочистку, перегибается через стол и приглушенным голосом спрашивает: «Как там в поселке?»

— Там овец много, — отвечает Каспар, допивает до дна и заказывает еще пива.

Дама говорит: «Ме-е», Каспар вторит ей. Они смеются, и тотчас все, кто сидит за столом, начинают изображать овец. Потом они болтают о всякой всячине. О том, что буран не кончается, и о том, что пишут в глянцевых журналах. Играет ритмичная музыка. Анна-Грета выходит в туалет, а когда возвращается, от нее резко пахнет духами. Она тяжело опускается рядом с Каспаром, вращает глазами и повисает на его руке.

— Каспар, — говорит она, — расскажи мне, что там в этом поселке, слышишь, непременно расскажи. По-моему, туда попасть труднее, чем на Южный полюс.

Анна-Грета шепчет влажными губами:

— Увидишь где-нибудь дырку в изгороди — дай мне знак.

Она целует Каспара в щеку и обнимает. Потом Анна-Грета отправляется потанцевать, а Ханс подсаживается к Каспару. На вид он совсем не пьян, а у Каспара вдруг начинают катиться слезы из глаз.

— Что с тобой?

— Не знаю.

Слезы все льются и льются, Каспар удивленно смотрит, как слезинки капают на стол.

— Что с тобой?

— Когда я пью, у меня так иногда бывает. Вдруг с мамой что-нибудь?

— С твоей матерью?

И Каспар рассказывает ему все. Про все курсы лечения, которые проходила мать. Про то, что врачи не ручались за ее выздоровление. И вот он сидит здесь, у него есть работа, о которой он мечтал всю жизнь, — а ведь ему надо быть рядом с матерью.

Каспар прижимается лицом к заляпанной жиром столешнице; Ханс гладит его по голове.

— Знакомая ситуация. Наши родители сейчас, через много лет, вдруг позвонили нам и хотят с нами встретиться. Но мы решили их игнорировать. Мы не можем и не хотим испытывать угрызения совести, даже если они плачут в трубку и просят прощения. У тебя, Каспар, появился шанс на личное счастье здесь, в Форехайме, — так не отказывайся от него! А если твоя мать не хочет, чтоб ее сын был счастлив, значит, и не стóит она твоих забот.

— Да, — бормочет Каспар.

— Померимся силой?

Должно быть, Каспару пиво ударило в голову, иначе он ни за что не решился бы мериться силой с Хансом. Он напрягает все мускулы и опрокидывает руку Ханса на стол. После этого он встает с места, вновь дает ему руку и прощается.

По пути к выходу Каспар замечает маленького чернобородого паренька, который, должно быть, сидел позади них все это время. Это тот почтальон, который приносит письма Каспару и Руску. Взгляд Каспара встречается со взглядом почтальона, и он понимает, что паренек, наверное, все слышал. Почтальон быстро опускает глаза и отпивает из своего стакана.

Метель на улице кончилась. Завывание и свист, не смолкавшие неделями, теперь затихли. Каспар крутится вокруг фонарных столбов, поднимает голову, смотрит на звезды и полной грудью вдыхает просторный синий воздух. Потом он клянется сияющими точками вверху больше не думать о матери. Когда он кричит это, с неба падает звезда. Теперь его клятва скреплена.

С ветвей елей и с крыш капает, здесь пахнет землей. Каспар шлепает по лужам, ноги у него промокают, а придя домой, отменяет свой заказ на букеты для матери. Каспар срывает со стены письма друзей, швыряет их в мусорное ведро, глотает свои таблетки витамина Д, сбрасывает с себя кальсоны и засыпает.

Каспар не проспал и двух часов — а Руск уже будит его и говорит, что им пора идти на гору.

Ханс и Анна-Грета бледны, они молча сортируют письма. Каспар думает, что быть альбиносом хорошо еще и потому, что тогда незаметно, что у тебя похмелье: ты всегда одинаково бледный. Руск улыбается и похлопывает Каспара по плечу.

Почтовая машина, петляя, взбирается на гору, а Каспар блюет из окна и мелет какой-то вздор насчет отравления моллюсками и сальмонеллы. Когда Руск набирает код у калитки, Каспар заглядывает ему через плечо.

Накопившаяся за месяц корреспонденция оттягивает сумки, а на горе ни малейшего намека на весну: ветер воет, нос мерзнет, а на небе сводом выстроились черные тучи. Каспар кричит Руску: «Ты что, рехнулся? Давай лучше вернемся!» Но Руск только отхлебывает из своей фляжки, шепчет имя Лэрке и прибавляет ходу. Каспар чихает, а из туч ему в лицо летят хлопья снега. Каспар пытается ни о чем не думать, просто передвигает лыжи одну за другой вслед за Руском и не смотрит по сторонам в поисках зверей.