— Это слишком грубо! Я не хочу проклятий вслед; Есть кара изощреннее и тоньше. Она как укус Змеи, всегда о себе напомнит.
— Ты применял его к кому-нибудь?
— Пока нет. Оно разовое. Только однажды можно вот так наказать, — сказал мрачно.
Лариса попыталась узнать подробности, но Павел ответил глухо:
— Не торопи… Потом жалеть станешь.
А вскоре художник примчался домой счастливый. Его картины взяли на выставку, а их через несколько дней заберут оттуда в музей боевой славы. Целых восемь картин отобрали работники выставки и музея. Теперь работы Павла займут почетное место в самом знаменитом зале, где хранятся портреты горожан — героев войны, где каждый экспонат считается сокровищем.
Художник вбегает в спальню, чтоб поделиться радостью с женой. Но в комнате пусто. Павел звонит подруге Ларисы:
— Тамара! Позови жену! Это я, Павел!
— Лариску что ли? Да нет ее у меня! Уже забыла, когда с нею в последний раз виделись!
— Как так? Она мне каждый день говорит, что была у тебя!
— Ну, нет ее у меня! Не знаю где она! — положила трубку на рычаг.
— Пойду, гляну, встречу ее с работы как когда-то! Обрадую! Ведь она так переживает за меня! А тут еще я обижал своими подозрениями, нелепыми намеками. Дурак! Портил нервы ей и себе. Зато теперь порадую! Лед тронулся! Востребовали и мои картины. Теперь их покажут по телевидению, напишут в газетах. А это реклама! — радуется художник, подбегая к театру.
— Сейчас я немножко подожду, пусть зрители схлынут, чтоб не попасть толпе под ноги. Лариска всегда выходит в самом хвосте, или через пяток минут, вот
удивится, приметив меня. Все обиды забудет, — заметил, жену. Она не увидела Павла, стоявшего чуть поодаль. Женщина, порхая, сбежала со ступеней и, подскочив к человеку, стоявшему возле машины, обняла, поцеловала и, заскочив в салон, умчалась не оглядываясь.
Пашка стоял онемело, не зная, верить ли своим глазам. Он понял, его снова предали. Он опять перестал быть любимым и нужным. Ему снова не повезло.
Человек медленно шел домой. Он не смотрел по сторонам, не видел лиц прохожих, не слышал голосов. Он шел, едва переставляя ноги.
— А может она дома? Может, показалось?
Но квартира пуста. Ларисы в ней не было.
Павел стоял у окна. За ним смеркалось.
— Когда вернется Лариса? Да и зачем она ему теперь? Чужая, разлюбившая баба! Ей дорог другой. Летела к нему, как на крыльях. Меня не увидела. Эх-х, бабы! Все вы одинаковы! Одно вам званье! — глянул на смятую раскладушку той, какую еще недавно считал женою.
— Птаха перелетная! Лгунья и стерва, негодяйка и дешевка! — пнул ногой раскладушку и, достав из стола тетрадь, вырвал лист, сел за стол.
Строчки ложились косо, словно в кривой усмешке. Ну да что с них взять? Главное ни то, как, а что написано в этом письме, последнем в человеческой жизни.
— Прощай! Я не проклинаю и не ругаю тебя! Ведь за свою ошибку я обязан ответить сам, Я виноват в том, что придумал тебя и принял грязную лужу за чистый родник. Я тонул в болоте твоих унизительных упреков и оскорблений. Ты пыталась подавить во мне художника и человека. Но меня нелегко согнуть, ведь я прошел плен. И тогда выдержал все. Не могу смириться с предательством. Оно безжалостнее пули… Не отрицай! Я видел сегодня, как ты подскочила к нему и уехала в его машине прямо от театра. Хотел порадовать, ведь мои картины взяли на выставку.
Их высоко оценили и признали. Деньги пусть получит мать! Перед нею единственной виноват. Пусть простит мне, мой родной человек! Я и там буду бесконечно любить ее одну.
— Не'обольщайся! Я ухожу из жизни не из-за тебя. Ты такой жертвы недостойна. Ухожу от самого себя. Я устал от собственных ошибок и коварства людей. Я не могу жить с вами под одной крышей и небом. Вы не умели быть друзьями и женами, вы стервятники. Жаль, что гибнут орлы.
Пашка вбил крюк на потолке, сделал петлю из веревки, стал на табуретку и увидел свысока светящиеся фары машин…
Лариска приехала уже за полночь. Дернула дверь. Открыла ключом, включила свет и увидела Павла, повисшего в петле. Он уже был мертв.
— Опять наш Бурьян со своей бабой разводится. Видите, ее комод и тряпки в кузов грузят. Значит, снова холостяком сделается, — скрипуче заметил Кузьмич, подойдя к мужикам.
— Надолго ли? Уж пятый раз разбегаются. Им не внове! Через пару месяцев опять помирятся! — хохотнул Толик, даже не повернув головы, добавил:
— Смешат, как две мартышки в цирке.
Читать дальше