Фэй Уэлдон - Подруги

Но сейчас, раздевая ее, он дрожит; он ведет ее к постели. Ей, как видно, не требуется ни уговоров, ни обещаний. И он уже не хочет ни позлить ее, ни обидеть. Он хочет ее сохранить.

Оливер Рудор и Хлоя Эванс. Любовь с первого взгляда!

Ибо Хлоя не сомневается, что любит его. Она согласилась бы хоть весь остаток жизни провести в его постели, так ей мучительно покидать ее. Хлоя, эта трусиха, которая никогда не отваживалась загадывать на будущее из страха, как бы своими дерзновенными мечтами не потревожить от сна неведомую злую силу, которая подхватит ее и водворит опять на кухню в трактире «Роза и корона», способна теперь оторваться от учебников и, мечтательно подняв глаза, рисовать себя в будущем рука об руку с Оливером Рудором.

Хлоя очень быстро и очень сильно худеет. Ей некогда забежать в студенческую столовую пообедать, она слишком занята приготовлением обеда для Оливера, творя чудеса кулинарного искусства на Оливеровой газовой плитке. Она постоянно недосыпает, так как ей редко случается перелезть через забор общежития и юркнуть в постель раньше четырех утра, а консультации по социологии начинаются уже в девять. (У Оливера занятия только с одиннадцати.) По вечерам, в те минуты, когда они не целуются, она по самоучителю учится печатать на машинке, чтобы на соответствующем уровне перепечатывать Оливеровы сочинения.

Хлоя пишет матери, не затем, чтобы хоть словом упомянуть про Оливера, — она спрашивает, не может ли Гвинет раздобыть ей пишущую машинку. И это Хлоя, которая никогда и ни о чем не просит! Заботливая Гвинет тотчас исполняет просьбу, на целых три месяца отказываясь ради этого от свободных вечеров по четвергам. Добросердечная миссис Ликок идет ей навстречу — да, «Розе и короне» давно не мешает заиметь новую машинку, а старую могла бы, пожалуй, приобрести у них Гвинет, и по очень божеской цене, учитывая, как в стране туго с металлом, в том числе и с «Олимпиями» тридцатилетней давности.

Что касается Оливера, он положительно оттаивает. У него даже заводятся кой-какие друзья, привлеченные отчасти переменой, которая произошла в нем, а отчасти — Хлоиной стряпней. Приятно посмотреть, как Оливер и Хлоя норовят при всякой возможности взяться за руки, касаются друг друга под столом ногами, без похоти — похоть удовлетворена, скорее как добрые товарищи.

В гости к Оливеру приезжают сестры, взяв отпуск на работе — обе работают телефонистками. Они все делают сообща, двуглавое, четырехгрудое чудище его детства. Взгляните, как они вразвалочку вплывают к нему в комнату, неся с собою дары — домашнее печенье с тмином и кофе в зернах, — завитые белокурые волосы уложены в одинаковые высокие прически, одинаковые белые тонкие блузки, с одинаковыми же пуговками, лопаются на мощной груди. Они и смеются-то похоже, хриповато и заразительно, обе излучают насмешливое благодушие; на руке у каждой красуется обручальное кольцо, у одной — с бриллиантом, у другой — с изумрудом. Хлое они нравятся. Ей непонятно, отчего эти смешливые и жизнерадостные девахи наводят на Оливера такой ужас. Он шепчет ей на ухо секрет, в котором не признался бы никому другому: в детстве, когда они, старшие сестры, купали его, маленького, они щелкали пальцем по его крошечному кранику и хохотали — беззлобно, правда, но хохотали! Хлоя, сочувственно ужасаясь, качает головой.

Однако признания признаниями, но Оливер на всякий случай просит Хлою убрать из-под его кровати свои тапочки — вдруг заметят. Хлоя, как-никак, шикса [29] Христианка ( жаргон. пренебрежит. ). , и время от времени он вспоминает об этом.

Хлоя падает в обморок. Истощение или беременность? Скоро ее начинает тошнить по утрам. Значит, беременность. До сих пор Хлоя внушала себе, что не может забеременеть — что она не взрослая, а все еще девочка, и сумела внушить это Оливеру. Были два месяца, когда она могла бы забеременеть, но все обошлось, и они утвердились в этой уверенности. На третий месяц она беременеет — вот так неожиданность!

Ведь такое случается только с другими! Оливер и Хлоя ничего не предпринимают, стараясь переварить трудноусвояемую и ошеломляющую новость.

Хлоя набухает, как почка по весне, и ее положение не укрывается от зоркого глаза университетской казначейши, когда она приходит осведомиться, все ли у Хлои благополучно по части нравственности. «Мы здесь in loco parentis, знаете ли, вместо родителей». Вслед за тем Хлое приходит вежливое письмо из ректората с просьбой покинуть стены университета, поскольку предлагаемый курс обучения не приносит ей пользы, а списки жаждущих поступить достаточно длинны. Возражать не имеет смысла, так как назавтра же приходит письмо из местного отдела народного образования с уведомлением, что ее лишили стипендии. Явно нешуточное осложнение для матери-одиночки, хотя, сказать по правде, образование отступает для нее теперь на второй план. Если не ходить на лекции, останется больше времени на то, чтобы ухаживать за Оливером.