Сурат - Автопортрет с отрезанной головой или 60 патологических телег

— Yes, yes, yes! — сказал он миру и мир моментально прореагировал на его слова. Трое бомжей подошли к Нарайану и вежливо поинтересовались, чему это он так радуется.

— Никак приз выиграл? — догадался один бомж.

— Да нет, — заверил его Нарайан, который тоже был порядком догадлив, — это я просто вслух кое-что подумал…

— А ну-ка покажи, — не поверил ему бомж, — что там у тебя под крышечкой.

От этих слов у Нарайана тревожно засосало под ложечкой — и не зря, потому что вскоре бомжи стали нервно бить его ногами, предварительно отобрав заветную крышечку. В какой-то момент в глазах у Нарайана потемнело, и очнулся он уже в полицейском участке.

Через неделю бессмысленно жестоких допросов Нарайан догадался, что ему вменяют в вину создание деструктивной секты плюс хранение оружия и наркотиков. Через две недели Нарайан во всем сознался добровольно и даже потребовал для себя высшей меры наказания.

Он очень удивился, когда вместо кошмаров зоны его встретил очень теплый и радушный прием — половина заключенных оказалась его преданными последователями и тайными членами секты, которую он организовал. Подпольная работа шла, как и прежде, нужно было только вникнуть, в чем она заключается. Нарайан понял, что действительный лидер секты был персонажем если не вымышленным, то весьма таинственным — последователи Нарайана впервые увидели его в лицо только после его ареста, когда по новостям показывали репортажи из зала суда.

Поначалу Нарайан старался просветлять народ, но с последователями ему не повезло — они упорно отказывались от духовного роста, а просветлению предпочитали тайные сходки и подготовку к массовым терактам. Когда Нарайан узнал о масштабах планируемой операции, ему стало элементарно страшно за Родину.

И он придумал.

На очередном собрании подполья он толкнул речь примерно следующего содержания:

— Дети мои! Вот, наконец, настал тот час, когда я покидаю вас. Я даже говорю стихами от боли расставанья с вами. Да, наконец, тот час настал, когда я ухожу в астрал. Вот выбор мой из всех путей…

— Не оставляй своих детей! — сквозь слезы горькие сказала ему одна сестра из зала.

— Я не могу — пора домой. Но, если хочет кто со мной войти в сиянье высших сфер, тому я покажу пример, как нужно из любви к Отчизне достойно уходить из жизни!

— Ну, что же, нам теперь все ясно, — сказали люди, — мы согласны последовать своей судьбе и вверить нашу жизнь тебе, ведь ты — наш истинный Отец, веди же в светлый нас п…ц!

И Нарайан, встав на колена, вскрыл бритвою тупою вены, взмахнул кровавою рукой и крикнул: “Следуйте за мной!..” В ту ночь ужасна и кровава была священная расправа, и от религиозной группы к утру остались только трупы…

Но Нарайан, конечно, чудом выжил.

Он пришел в себя в госпитале, где ему тут же вручили медаль за заслуги перед Отечеством, потому что он в одиночку справился с сектой террористов и спас страну от международного соболезнования.

Однажды утром он проснулся и увидел у себя на постели кулек с мандаринами. А рядом на стуле сидел Шизонанда в белом халате.

— Вот так ты за пивом ходишь! — усмехнулся он, и Нарайан виновато развел забинтованными руками.

— Пива я вам достать, конечно, не сумел, — признался он, — но ведь и вы не выполнили своего обещания. Я-то все время ждал, когда этот кошмар закончится и вы потрясете меня за плечо, но все продолжается и конца этому не видно.

— Вот это, — заметил Шизонанда, — и есть майя. А пиво я тебе сам принес.

Прижимая одной рукой наушник плеера к уху, другой рукой Леша Батюк вывел на стенке лифта восторженную надпись: “ DIMMU BORGIR — ЭТО КРУТО!”. На следующее утро, любуясь собственным творением, Леша не выдержал, достал маркер другого цвета и написал чуть ниже: “ СОГЛАСЕН С ТОБОЙ НА ВСЕ СТО, ЧУВАК!”. Вечером ему пришел в голову ответ от автора первой надписи: “ НУ, И КОРЕША!”

Жутко довольный собой, Леша вдруг понял, что места в пассажирском лифте мало, а общение, ограниченное односложными фразами, полноценным назвать никак нельзя. И Леша отправился в компьютерный клуб. Там он завел себе два почтовых ящика на разных серверах и набросился на клавиатуру.

“Извините, ради бога, это не рассылка!

Вы можете, конечно, закрыть это письмо, но я все равно напишу. Я не знаю, кто вы, да это и не важно, потому что выбирать мне не из кого. Нет, вы только не подумайте, что я первый раз в этом городе и никого не знаю, все гораздо хуже. Я, видимо, первый раз в этом мире, а если и не первый, то все равно никого не узнаю. Может, вы видели этот смешной клип Moby про трех человечков из космоса, которые путаются у всех под ногами с транспарантами: „Hello!“ и пр.? Всем их так жалко, не понимаю, почему. Их же трое. А я один. Я даже разговаривать научился по-здешнему, и что? Никто не понимает. Дело, видимо, не в языке, а в отсутствии общего смысла. За все это время я только с одним человеком подружился. Представляете, написал кое-что в лифте, а мне ответили. И я даже не знаю, кто. Вот какие мои друзья. Нет, знакомых-то у меня пруд пруди. И семья какая-то была тоже еще, но я не уверен. У меня даже ощущение, что я это письмо сам себе пишу — такая вот паранойя. Сказать-то мне вам толком и нечего, это все так — хрип души. Извините, если побеспокоил.