Евгений Басин - Любовь и искусство

1867

А. А. Фету

…сила поэзии лежит в любви – направление этой силы зависит от характера. Без силы любви нет поэзии: ложно направленная сила, – неприятный, слабый характер поэта претит (114).

1886

Ф. Ф. Тищенко

Из вашего рассказа я заключил, что вы имеете способность чувствовать за других и словами связно и ясно выражать эти чувства, и поэтому полагаю, что вы можете быть полезны людям писанием, если только вы в своем писании будете руководствоваться любовью к людям и истиной (209).

188

Ф. Ф. Тищенко

Я люблю то, что называют неправильностью, – что есть характерность (220).

Писателю нужны две вещи: знать то, что должно быть в людях и между людьми, и так верить в то, что должно быть, и любить это, чтобы как будто видеть перед собой то, что должно быть, и то, что отступает от этого… (220).

В. Г. Черткову

Одно только опасно: писать только вследствие рассуждения, а не такого чувства, которое обхватывало бы все существо человека (221).

1889

Об искусстве

Для того же, чтобы художник выражал внутреннюю потребность души и потому говорил бы от всей души то, что он говорит, он должен, во – первых, не заниматься многими пустяками, мешающими любить по – настоящему то, что свойственно любить, а во – вторых, любить самому, своим сердцем, а не чужим, не притворяться, что любишь то, что другие признают и или считают достойным любви (233).

Мое святое святых – это человеческое тело, здоровье, талант, вдохновение, любовь и абсолютнейшая свобода, свобода от силы и лжи, в чем бы последние две не выражались. Вот программа, которой я держался бы, если бы был большим художником… (84).

Разумеется, любовь, честолюбие, равно как и жажда наживы, в огромной степени заполняют существование. Однако наличие положительной цели, уверенность в близости или отдаленности, в достижении или только возможности, которые с такой целью связаны, ставят этим страстям предел (323).

Замечательно, что те из них, чьей славы не унесло почти истекшее ныне столетие, отнюдь не пренебрегали и не жертвовали заблуждениям своей эпохи такими качествами, как воля к труду, влюбленность в само ремесло и стремление к основательнейшему, тончайшему знанию его средств. Гюго и Делакруа могут служить этому примером. Чем дальше они идут, тем больше знают и тем лучше свое знание осознают (328).

…почему в переписке влюбленных никогда не обсуждается эта раздвоенность, этот раздор? Впрочем, ведь у них совсем иные заботы. Им всегда кажется, будто любящая непременно вознесет любимого выше, нежели он сам себя сумел бы устремить. Ее влечение к нему делает его привлекательнее и сильнее. Ожидание ее распахнутых объятий возбуждает в нем дух соперничества. Творческие его ритмы начинают излучать свет в предчувствии того счастья, где они иначе изошли бы меланхолией любовного томленья. Лишь возле ее сердца работа впервые для труженика – мужчины становится захватывающей и сладкой, а покой – бесконечным. Наконец – то осадок, оставленный мальчишескими его ночами, тот древний – древний страх, растворяется и уходит, наконец – то впервые ему открывается сущность ночи.(…)

Моя жизнь – вот она, неповторимая форма моей любви. И она уже свершилась. И подобно тому, как любовь Святого Георгия – это акт убиения дракона, некое длящееся действо, наполняющее времена до их скончанья, так все бури и изверженья моего сердца уже нашли себе русло, сойдясь в итоговом событии претворенья. В его глубины я иногда протискиваюсь не без труда и усилий: нечто вроде переполненного поезда. (Место принцессы, однако, – в стороне от меня. Она молится об удачном исходе. Она стоит на коленях.)

Не верь, художник, будто экзаменует тебя твоя работа. Ты обречен оставаться не тем, за кого выдаешь себя и в качестве кого принимает тебя тот или иной из твоего окруженья, отнюдь не более смыслящий в этом, – и обречен до тех пор, пока твоя работа не станет твоей сущностью настолько, что ты уже не сможешь делать ничего иного, кроме как оправдывать себя ею. Но если ты трудишься именно так, ты становишься мастерски брошенным копьем: незримые законы выхватывают тебя из руки метателя и устремляются вместе с тобою к цели. И может ли существовать что – либо надежнее, чем твой полет? (…)

…я уже не называю более разладом нечто, вспыхивающее между моей работой и моей любовью, ибо разлад этот живет даже в самой моей любви. Да что там: как я раз и навсегда уяснил себе, моя работа – это и есть моя любовь. (…)