Вот у меня целая пачка, но это, в общем, ничто в сравнении с тем, что поступило. Это отклики на статью Андроникова в «Известиях». Ираклий Луарсабович написал о даре Ксении Александровны Марцишевской – «Высокий поступок». Он высоко превознёс Ксению Александровну, так, как это умел Ираклий Луарсабович.
В письмах, пришедших на имя Ираклия Луарсабовича, есть очень наивные – от людей из провинции. Некоторые предлагают экспонаты, другие просят справки по каким-то вопросам. Некоторые посылают вещи. Ираклий Луарсабович поручил нам ответить на кое-какие из них, поблагодарить и объяснить, что музею интересно, а что выходит за пределы его интересов.
Вообще проникновение Ираклия Луарсабовича в жизнь нашего музея необычайно велико. Он в это время перезнакомился и полюбил, – конечно, с полной взаимностью – очень многих сотрудников нашего музея. Он помнил имена и отчества всех. Его приход был праздником. А потом были бесконечные перезвоны на каком-то уже бытовом уровне: а как Светлана Овчинникова? Как Катя Павлова (которая тогда была Катя, а теперь это виднейший специалист по русской иконографии пушкинского времени и не только пушкинского)!
Ираклий Луарсабович имел свойство сживаться с людьми, любить людей. Я в этом убеждался не раз. Он помогал всем. Он очень серьезно помог мне. Помог мне в рождении книги, которую я назвал «Рождение музея», а потом – и второй книги, которая стала называться «Жизнь музея». И написал к ним предисловия.
В пору, когда Ираклий Луарсабович был наиболее энергичен, продуктивен, я вообще не могу понять, когда он писал свои книги, готовил передачи. Он весь был в общественной работе. Возьмите хотя бы Пушкинский праздник поэзии. Это же целая эпопея, это огромное общественное явление. Он получил продолжение в Лермонтовском празднике, в Некрасовском празднике, в празднике других писателей! Но ничего выше первых Пушкинских праздников, которые вел Ираклий Луарсабович, не было. Потом всё стало, к сожалению, тускнеть. Но тогда это было событием. Это было культурным деянием.
Без сомнения, каждое время имеет свои особенности. Это очень сложно объяснить, почему в то время с таким успехом шли эти Пушкинские праздники, почему они привлекали такое огромное количество людей. Конечно, личность Андроникова имела огромное значение. Но было ещё стечение каких-то общественных обстоятельств, как будто бы даже враждебных этому, но тем не менее было огромное высокодуховное начинание – все эти праздники. Это совершенно поразительно.
Я позволю себе остановиться ещё на одном сюжете, уже частном…
У нас задумывалась тема «Пушкин и музыка». Поэтому я вспомнил эпизод, о котором хочется рассказать просто как о моём жизненном впечатлении, о моём жизненном удивлении.
В 1962 году, когда я ещё был мало знаком с Ираклием Луарсабовичем, праздновалось пятидесятилетие домика Лермонтова в Пятигорске. В Москве на лётном поле (тогда люди подходили к самолёту) я услышал: «Александр Зиновьевич, Александр Зиновьевич, сюда!» и увидел Ираклия Луарсабовича, стоящего уже у трапа. Я знаками показал ему, что мне неудобно. Тогда он подошёл ко мне и сказал, что мы должны быть только вместе. Мы вошли в самолёт и направились в первый салон, где у него было очень хорошее место. Когда я проводил его туда, выяснилось, что на месте Андроникова сидит мужчина, который заявил, что его место заняла женщина. Ираклий Луарсабович очень тихо и скромно, но так, что было слышно и в хвосте самолёта, потому что у него была прекрасная дикция, провёл воспитательную работу. Он сказал, что не намерен спорить по этому поводу, он уступает, он найдет себе где-нибудь место. И он нашёл место в другом салоне, где сидел я, но сзади меня и мне было очень неудобно, потому что пришлось разговаривать с ним через плечо…
Когда мы прилетели в Минеральные Воды, нас встречала машина с сотрудниками музея. И тут Ираклий Луарсабович поразил меня ещё раз: оказалось, что он помнит имена и отчества всех людей, с которыми встречался, и для него не важно, директор это или простой сотрудник.
По дороге он рассказал потрясающе смешную историю. Этот устный рассказ, насколько я знаю, не опубликован. Недели за две до того Андроников ездил во Владикавказ (он назывался тогда Орджоникидзе), потому что там была Лермонтовская конференция в педагогическом институте. На выезде из Минеральных Вод голосовал молодой человек. Таксист спросил, можно ли его посадить, Ираклий Луарсабович разрешил. Молодой человек, едва усевшись на заднее сидение, начал говорить о себе: он очень важный человек, прокурор, работает в Москве, бывает у самого…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу