Дэвид Лэнг - Древний Кавказ. От доисторических поселений Анатолии до христианских царств раннего Средневековья

Раскопки выявили план и технологию создания фортификационных сооружений Хасанлу IV. Стены построены из крупных, довольно тонких каменных плит, из местного камня, с большими башнями и промежуточными опорами между ними. Тип камня может объяснить случайное сходство с воротами фригийского города Гордиона и отличие от обычной урартской каменной кладки. Урарты предпочитали базальтовые глыбы с горизонтальными рядами высотой до метра. В Хасанлу IV две защищенные дороги вели вверх от внешнего города, располагавшегося внизу, где, вероятно, жило большинство населения и где, как и во время Хасанлу V, оно хоронило своих умерших. Атака на ворота – самое вероятное объяснение уничтожения этой части укрепления Хасанлу IV, которая была восстановлена в VII в. до н. э. После этого нападения общественные здания в цитадели быстро разграбили и сожгли. Это произошло довольно стремительно – 40 молодых женщин не сумели выбраться из зала здания II, охваченного огнем. Все те, кто были застигнуты на месте преступления, погибли под рухнувшей крышей. План каждой из основных построек Хасанлу IV был в общем-то единообразен: крыльцо, прихожая, маленькая комната, лестница на верхний этаж в главный колонный зал. Любое сходство с битхилани , характерными постройками Северной Сирии, представляется случайным. План достаточно прост и мог возникнуть независимо в разных местах. Является ли колонный зал прототипом ападаны Ахеменидов? Сомнительно, равно как и сравнения с анатолийской архитектурой [285]. Сожженное здание II имеет каменную платформу или помост в середине входа на крыльцо. Это одна из черт, предполагающая, что эта постройка могла быть святилищем. Против этого предположения говорит похожая находка скелетов молодых женщин в Гирик-Тепе (Патнос), где урартское строение, по общему мнению, является скорее дворцом, чем храмом. Причудливое смешение замысловатости и грубости делает архитектуру Хасанлу независимой от любого месопотамского прототипа, несмотря на то что многие ассирийские предметы или привозились, или копировались местными ремесленниками. Массивная брусчатка была уложена за пределами главных зданий цитадели. Эти камни, поверх которых находился толстый слой сгоревших обломков, сделали раскопки Хасанлу IV трудоемкими, хотя и технически несложными. Высокие тонкие камни были установлены в некоторых местах, как стелы, но никто не потрудился как следует обработать их, сделать гладкими. По отсутствию резьбы и надписей их можно сравнить с урартскими стелами в Алтин-Тепе, датированными тремя столетиями позже. Первоначальный проект общественных зданий Хасанлу IV, возведенных около 1000 г. до н. э., был расширен – добавлены складские помещения, примыкавшие к колонному залу. Эти здания свидетельствуют о развитой городской жизни, существовавшей задолго до появления ассирийского или урартского влияний [286].

Искусство и артефакты Хасанлу IV едва ли могут считаться типичными только для бассейна Урмии в период II железного века, поскольку близость к Ассирии делала этот регион открытым для ее влияния. Оружие, включая кинжалы и топорища, металлические сосуды, костяные пряжки и керамика были изготовлены на месте – все или почти все. Среди ассирийского импорта отметим цилиндрические печати IX в. до н. э., в первую очередь с лучником и оленем, медные ножки мебели в форме лап животных, золотую крылатую фигуру и глянцевые настенные плитки белого, черного, желтого и синего цвета, как во время правления Салманасара III. Менее определенное происхождение имеют литые ручки для бронзовых котлов: хотя они найдены в Нимруде и Гордионе, но вполне могли быть сделаны в Урарту, хотя и раньше, чем это принято считать, – других подобных уцелевших экземпляров нет. Доказательство фактов выплаты дани и осуществления торговли на большие расстояния – находка изделий из слоновой кости, сравнимых с группой, обнаруженной в Нимруде – в Хамате (Сирия). Отметим, что здесь намного больше экземпляров этого класса, которые можно уверенно приписать к IX в. до н. э. [287]

Керамика периода II железного века, найденная в Хасанлу IV, Динха-Тепе и других местах, является широко распространенным материалом и потому самым важным для оценки всей культурной провинции этого времени в бассейне Урмии и за его пределами, включая Ардебиль и юго-западное каспийское побережье. Встречаются параллели между Хасанлу IV и Сиалк VI в Центральном Иране. Уже подчеркивалось разнообразие и сложность керамических форм в Хасанлу IV [288]. Среди самых характерных – кувшины с горизонтальными носиками, чаши с двумя рукоятками и «ушками», кубки на подставке и с одной ручкой, с шишечками наверху. На кувшинах с носиками распространено горизонтальное рифление вдоль плеча – эта черта встречается и в других местах. Резной орнамент на «дворцовой утвари», зачастую больше черной, чем серой, – это один из признаков влияния металлических изделий на керамику в период, когда наибольшую активность проявляли кузнецы, работавшие с бронзой, а железо только начало входить в обиход на северо-западе Ирана. Треноги с копытами быков использовались как подставки для кувшинов с носиками, появление которых тоже, вероятно, было связано с распространением их металлических прототипов. Разнообразие керамики на второстепенных местах раскопок периода II железного века было, вероятнее всего, намного меньшим, чем в Хасанлу. В главном фригийском городе Гордионе в VIII в. до н. э. так же, как в Хансалу, производили так много красивых керамических изделий, что это не могло сравниться с дригми фригийскими городами-поселениями, и близлежащими, и далекими [289].