Сергей Аверинцев - Символика раннего средневековья

Историческим итогом античности, ее концом и пределом оказалась Римская империя. Она подытожила и обобщила про­странственное распространение античной культуры, собрав в одно целое земли Средиземноморья. Она сделала больше: она подытожила и обобщила идейные основания «языческой» го­сударственности рабовладельцев за целое тысячелетие. В про­странстве рубежи империи совпадали с границами греко-рим­ской цивилизации, но по идее они совпадали с границами ми­роздания - «Зевсова полиса», как выражался Марк Аврелий, глава империи и философ империи в одном лице [1] Marc. Aurel., IV, 23. . Конечным вариантом имперской философии стал неоплатонизм [2] О связи философского синтеза неоплатонизма с государственным синтезом Римской империи ср.: Лосев А. Ф. История античной эсте­тики (ранняя классика). М., 1963. С. 123-127. Порфирий подчерки­вает синхронность философской инициативы Плотина с таким поли­тическим событием, как начало правления Галлиена (Porphyr. De vita Plotini, §§ 4, 12). , причем не столько неоплатонизм Плотина, сколько неоплатонизм Про- кла [3] Патристика, в отличие от современной ей языческой философии имевшая будущее и работавшая для будущего, прямо перешла от сто­ического платонизма каппадокийцев к христианской интерпретации Прокла у Псевдо-Ареопагита (ср. Mathew G. Byzantine Aesthetics. London, 1963. P. 20). Василий Великий знал Плотина, он использовал отдельные положения Плотина, но по общей структуре мышления ставался «средним» платоником. Прокл, уступая Плотину в творческой гениальности, дал то, чего не дал Плотин: дотошное исчерпание темы в строгой последовательности дефиниции и силлогизмов, эллинскую схо­ластику - философию итога как итог философии. Плотин, хотя и воз­главивший в Риме школу, был во многом вольным мыслителем (Джор­дано Бруно, первый вольный мыслитель Нового времени, приветствовал в нем «своего»); Прокл был по всему складу своей жизни и мысли схо- лархом и схоластом, поэтому ему принадлежало наступавшее тысячеле­тие схолархов и схоластов. Прокл, а не Плотин был живым наставником для средневековых платоников вроде Иоане Петрици - и живым про­тивником для византийских ортодоксов вроде Николая Мефонского (XII в.). Поэтому едва ли благоразумно судить о неоплатонической эс­тетике как источнике средневековой эстетики исключительно по «Энне- адам» Плотина. , выведший итог всех путей греческой мысли от мифологи­ческой архаики до аристотелианской протосхоластики. Во всех этих случаях итог превращал то, итогом чего он был, в противоположность себе. Полис, который мыслится равновеликим миру (уже Рутилий Намациан в начале V в. иг­рал с созвучием латинских слов urbs - город и orbis - мир' [4] De reditu suo, 66 (Poetae Latini Minores, rec. Aem. Baehrens. Vol. V. Lipsiae, 1883. P. 77). В переводе M. Л. Гаспарова: «...То, что миром звалось, городом стало теперь» (Памятники поздней античной поэзии и прозы II-V века. М., 1964. С. 146). Уже во II в. ритор Аристид говорил о римской ойкумене как о еди­ном полисе (Элий Аристид. Панегирик Риму. Греч, текст с рус. пер., введением и комментарием И. Турцевича. Нежин, 1907). , есть радикальная негация настоящего полиса, которому, по суждению Аристотеля, полагалось непременно быть «обо­зримым» с вершины его акрополя (ешотопто^ [5] Aristotelis Politica, IV (VII) 5, 1327 а 1. ). Все основные компоненты античной цивилизации находят себе место внут­ри конечного синтеза, но всякий раз на правах метафоры, ал­легории, символа, не тождественного собственному значению.

Последней формой конкретно-чувственной «обозримости» полиса становится абстрактная «обозримость» империи, ре­сурсы которой исчислены фиском: Рим как мир.

Последним гарантом полисной цивилизации становится от­рицание полисной свободы, воплощенное в особе римского им­ператора: цезарь как «друг полисов» (фгА.6лоА,ц [6] Ср. Кудрявцев О. В. Эллинские провинции Балканского полуост­рова во втором веке нашей эры. М., 1954. С. 9-10, 118-155, 229-243; Штаерман Е. М. Кризис рабовладельческого строя в западных про­винциях Римской империи. М., 1957. С. 278-293 и 420-448. ). Последней санкцией «языческого» эллинского интеллекту­ализма становится вера неоплатоников в чудотворные способ­ности своих учителей Ямвлиха и Прокла, в богооткровенный характер текстов Гомера и Платона, в первобытную премуд­рость ритуала и мифа: диалектика и логика как вид аскетико- магического «очищения».

Из таких реальных «аллегорий» и «катахрез» складывается жизнь, государственность и культура огромной эпохи, неимо­верно много давшей последующему развитию. Это факт, перед лицом которого наивно жаловаться на лицемерие государства и упадок культуры, в зловещем сотрудничестве все извратив­ших и выстроивших какой-то мир мнимостей. Тем более не стоит говорить, будто античная культура изменила себе и от­реклась от себя в результате широкого восприятия восточных влияний