Сборник статей - Русское искусство II. Неучтенные детали

Таким образом, вполне очевидно, что идея роскошного иллюминирования печатного Евангелия возникла чуть ли не сразу после появления издания 1606 г. и довольно быстро оказалась востребованной крупными вкладчиками из среды высшего духовенства и столичной аристократии. Замечательным подтверждением этого вывода служит еще один ранний декорированный экземпляр Евангелия Анисима Радишевского – Евангелие Благовещенского собора в Казани, вложенное туда казанским митрополитом Ефремом (Национальный музей Республики Татарстан) 76 76 Автор благодарит руководство и сотрудников Национального музея Республики Татарстан за любезную помощь в изучении Ефремова Евангелия. Памятник неоднократно упоминался и воспроизводился в популярных изданиях, но ему не посвящено ни одного специального исследования, кроме дореволюционной статьи ( Анастасий (Александров), епископ. Ефремово Евангелие 1606 года Благовещенского кафедрального собора г. Казани // Православный собеседник. 1913. Первое полугодие (март). С. 492–494; см. также сравнительно подробную характеристику: Дульский П. М. Памятники казанской старины. Казань, 1914. С. 42–47). . Запись об этом помечена 7122, то есть 1613/1614 г., но, поскольку Ефрем скончался 26 декабря 1613 г., оформление и вклад кодекса, несомненно, предшествуют этой дате. В той же записи подчеркивается, что именно Ефрем (тогда – первенствующий архиерей Русской Церкви) венчал на царство царя Михаила Романова. Коронация первого государя из новой династии состоялась 11 июля 1613 г., и «прописка» Евангелия, очевидно, была следствием этого события. Этой версии соответствует сообщение той же записи, согласно которой «труды и тщанием еже прописася сие Евангелие … златом и с вапы государева мастера Парфения по реклу Богдана Перфирьева сына золотописца…». Запись говорит о золотописце Посольского приказа, известном и по другим источникам 77 77 Лисейцев Д. В. Посольский приказ в эпоху Смуты. М., 2003. С. 190–191. В начале XVII в. в Посольском приказе служил и золотописец Василий Перфирьев. Д. В. Лисейцев считает его отцом Богдана (то есть Парфения) Перфирьева, однако этому противоречит не известная исследователю запись Ефремова Евангелия, в которой Парфений-Богдан именуется «Перфирьевым сыном», а не «Васильевым сыном». Скорее всего, речь идет о родных братьях, а общность их профессиональных занятий позволяет предположить, что они происходили из семьи золотописцев и иконописцев. . Очевидно, митрополит смог воспользоваться услугами служащего дипломатического ведомства с разрешения нового царя, благодарного казанскому владыке. Этим объясняется невероятная пышность украшения кодекса, позволяющая видеть в Парфении Перфирьеве и квалифицированного иконописца, и гениального орнаментатора, не случайно оказавшегося на должности, которая предполагала оформление царских жалованных грамот и посланий иностранным государям. Навыки, полученные мастером в этом деле, и не в последнюю очередь знакомство с декором поступавших в Москву европейских грамот, нашли прямое отражение в декорации Ефремова Евангелия, в которой заметную роль играют геральдические мотивы – гербовые щиты, короны, двуглавый орел, модифицированная «роза Тюдоров» и прочие детали 78 78 Подобные мотивы нередко встречаются в составе орнаментики русских грамот XVII в. и, несомненно, восходят к западным образцам – грамотам, которые, несомненно, были доступны золотописцам Посольского приказа или даже специально выдавались им для заимствования декоративных и актуальных геральдических мотивов. .

Однако и без них казанское Евангелие, несомненно, выделялось бы на фоне аналогичных памятников. Орнаментальные украшения его «процветших» наборных полос отличаются сложностью замысла, отсутствием шаблонности и независимостью от гравированной основы, порой сознательно и полностью отвергаемой ради новой композиции. Им свойственны артистичность рисунка, пластичность, свежесть и тонкие градации цветовой гаммы и, что особенно важно, легкость, почти невероятная при таком обилии геометрических, растительных и даже зооморфных форм. При этом следует отметить, что их бесконечное богатство не переходит в измельченность; напротив, живописный вариант декорации как бы превозмогает некоторую дробность оригинальных гравюр издания 1606 г. Любопытно, что орнаментация царских грамот того же времени, судя по доступным образцам, гораздо проще узоров Евангелия митрополита Ефрема и, как правило, выполнена не в красках, а твореным золотом или даже чернилами 79 79 Орнаменты русских грамот совершенно не изучены, однако, по-видимому, украшения «в красках» для документов первой половины XVII в. были нетипичны. Одно из немногих исключений – жалованная грамота царя Михаила Феодоровича К. И. Михалкову, выданная в 1615 г. (ГИМ; Лукомский В. К. Жалованные грамоты XVII и XVIII веков // Старые годы. 1913. Июль сентябрь. С. 166 и илл. на вкладке; Романовы. Начало династии. К 400-летию избрания на царство Михаила Федоровича Романова / Государственный Исторический музей. М., 2013. С. 184–185). Она демонстрирует сложный полихромный орнамент, напоминающий почти современный этой грамоте, хотя и более богатый декор Ефремова Евангелия. Возможно, грамоту «прописывал» тот же мастер или золотописец, работавший в сходной манере. . Всё это, как и сама структура орнаментальных композиций Евангелия митрополита Ефрема, восходящая к декору рукописей зрелого и позднего XVI столетия, позволяет предположить, что его автор имел опыт иллюминации не только грамот, но и богослужебных книг, требовавших более развитого убранства; к тому же он обладал не просто безудержной фантазией, но и логичностью композиционного мышления, позволяющей улавливать пластическую суть исходных ренессансных мотивов. Что касается живописных образов евангелистов, то они ближе к исходным гравированным прототипам, но всё же дают основания говорить о высоком мастерстве Парфения Перфирьева и как иконописца 80 80 Запись в Ефремовом Евангелии, включающая имя золотописца, пострадала в своей финальной части из-за обрезки листов. Слово «золотописца» тоже частично обрезано, но надежно реконструируются. За ним видны верхние фрагменты букв, которые могли составлять слово «изографа», также относящееся к Парфению (Богдану) Перфирьеву. . Кроме того, они тоже включают важные иконографические элементы, введенные художником, – например, облака позади символов евангелистов и завесы на золоченых фонах за фигурами евангелистов. В издании Анисима Радишевского нет этих деталей; в Евангелии из Казани их присутствие не только повышает декоративную выразительность композиций, но и акцентирует образы священных персонажей, одновременно конкретизируя сцены и создавая дополнительный пространственный эффект.