Игорь Симелин - Искусство широкого взгляда. Основы практического изучения рисунка и живописи по системе П. П. Чистякова

– Продолжай работу, – сказал он, уступив мне место.

Я продолжил работать с ближайшего предмета – яблока, так как именно эта форма мне была более понятна (в трактовке формы), чем все остальные. Затем прописал освещенную часть капители и падающую от нее тень.

После этого я не работая просидел целый час. Устал. Лениво раскачиваясь на задних ножках стула, я глазел по сторонам, заглядывая в работы других учащихся, ковырял мастихином палитру, срезая затвердевшие слои красок. Наконец, завалив руки за голову и вытянув ноги под этюдник, я ожидал окончания урока. Но это выжидание показалось мне невыносимо долгим. Я решил собраться и уйти, как вдруг почувствовал, что падаю назад. От неожиданности или из-за страха грохнуться я вздрогнул и мое тело издало характерный звук. Одновременно с этим я всем телом потянулся вперед и, удерживая равновесие, уцепился руками за колени. От такой встряски я тяжело дышал, в груди все колотилось, Обернувшись, увидел Конотопова. Во время моего падения он оказался рядом и подстраховал меня.

– Сударь, – с улыбкой обратился ко мне Конотопов, – вам так почаще встряхиваться надо, чтобы мозги не застаивались.

Затем, усевшись на мое место, серьезным тоном попросил объяснений за моего поведения. Я стал оправдываться. Сказал, что у меня ничего не получается. Моя работа зашла в тупик, и я не могу ее вести вперед. Придумал еще несколько дурацких оправданий и хотел отпроситься с урока. Конотопов с недоверием посмотрел на меня. В его строгом, но дружеском взгляде я увидел полное недоверие ко мне и замолчал. Мне было стыдно. Учитель тяжело вздохнул и, повернувшись к моей работе, сказал:

– Ну, давай посмотрим, что у тебя не получается.

Он несколько раз взглянул на мой холст и на постановку, потом с кистью в руках он стал сверять работу с натурой. Учитель проверил по вертикали и горизонтали, как нас учил, места и направления форм. Затем прямо со стулом отодвинулся назад от этюдника примерно на метр и с удивлением посмотрел на меня.

– Причем тут работа? – пожав плечами, тихо сказал Конотопов. Потом Геннадьевич встал и продолжил: – Ты просто ленивый и самодовольный тип.

От такого заявления я оторопел. От волнения потер вспотевшие ладони и огляделся вокруг. Сидевшие вокруг ученики, казалось, не обращали на меня никакого внимания и спокойно продолжали работать. Учитель с пониманием отнесся к моему настроению. Он по-приятельски легонько толкнул меня плечом и предложил мне не принимать так близко его замечания.

– Прими это достойно! – мягко сказал он и после небольшой паузы уже серьезным тоном продолжил: – Достигнув определенного результата в работе, ты останавливаешься на полпути, отходишь в сторону от всех дел и на фоне своих результатов любуешься самим собой. Ты воображаешь, что все познал, все постиг и большего тебе на сегодня не нужно.

– Но я так никогда… – заикаясь, произнес я.

– Ты всегда так поступаешь. Таково твое отношение ко всему, – с улыбкой тихо сказал Конотопов так, как будто речь шла о чем-то обычном.

От его слов мое волнение переросло в панику. Конотопов, сидя на стуле, потянулся всем телом и продолжил:

– Поверь, мне все равно, что из тебя получится, станешь ли ты величайшим мастером или скатишься до бездарности. Четыре года – это очень маленький срок, но за это время ты можешь твердо встать на путь самостоятельной работы над самим собой.

Далее он сказал, что у меня нет времени на то, чтобы расслабляться, и обратной дороги у меня тоже нет. Я вынужден был признать этот факт.

– Да, мой друг, от себя никуда не денешься, – со смехом сказал Конотопов, похлопав меня по плечу, и предложил продолжить работу.

Я не возражал и машинально уступил ему место. Учитель с удивлением посмотрел на меня.

– Ну, ты тип, – со смехом протянул Конотопов. – Вместо того чтобы самому продолжить работу… Ну, хорошо, – согласился он.

Конотопов сел на мое место и в очередной раз стал проверять работу. После того как учитель ввел несколько исправлений, он неожиданно прекратил писать и минуту сидел молча. Я ожидал объяснений. Наконец не выдержал и спросил, что он думает о моей работе.

– Дело не в твоей работе, а в твоем отношении к ней, – объяснил Конотопов и продолжил: – Все построения форм начинаются с тебя. Твои чувства работают, но то, что ты чувствуешь при широком взгляде, не всегда отражается на твоем холсте. Бывает, что ты верно ведешь работу, но в процессе тебя заносит из крайности в крайность, и ты на палитре и холсте вносишь тот же хаос, что создаешь в самом себе.