Игорь Симелин - Искусство широкого взгляда. Основы практического изучения рисунка и живописи по системе П. П. Чистякова

– Хорошо! – с удовлетворением сказал Конотопов и продолжил: – А теперь также посмотри на эти детали и медленно расфокусируй взгляд, потом вернись к обычному взгляду и опять посмотри широко, – предложил он.

Я проделал все несколько раз так, как он сказал.

Все это время учитель не отходил от меня. Он говорил, что я должен не просто манипулировать зрением, а заставить работать свои чувства при широком взгляде и попытаться найти разницу при рассмотрении предметов широким и обычным взглядом.

– То, что ты чувствуешь при широком взгляде, это и есть то состояние, при котором раскрываются отношении между формами, и при этом не пытайся искать объяснений. При широком взгляде все становится ясным без всяких слов. А если будешь много говорить и много думать, ты ничего не найдешь, – объяснил он и удалился.

Мне было абсолютно понятно все, что сказал Конотопов. Вопросов не было. Я чувствовал себя легко. Хотелось работать. Я еще раз обратился к натюрморту с широким взглядом, и вновь меня посетило знакомое чувство внутренней тишины. Я смотрел на натюрморт и любовался им. Мне нравилось в нем все, но больше всего привлекал свет. Я видел, как освещены предметы. Это было скорее чувство, чем логическое заключение.

Увлекшись созерцанием света, я понял, что каждый предмет не только существует сам по себе и имеет собственное состояние, но и в то же время подчинен единому, общему состоянию. Как только понял это, я решил выполнить рисунок сухой кистью.

«Разрубил» форму ближайшего мне предмета на две части: свет и тень. Это решение было тональным. Во мне явилось определенная ясность такого решения. Оно показалось мне достаточно верным, и я таким образом прошелся по всему холсту.

Конотопов обратил внимание на то, с какой энергичностью я метался с кистью по всей работе. Он подошел, взглянул на мою работу и сказал:

– Пока ты не строишь форму, а на удачно найденных местах расставил пятнышки. Ты пока еще форму воспринимаешь как пятно, а это приведет тебя к мазне, и твоя работа превратится в палитру.

Кроме того, учитель напомнил мне, что каждая форма в себе содержит ясность, имеет свое начало и конец.

Я отошел от своей работы, чтобы посмотреть на нее со стороны и сравнить с постановкой. Срисованные и затушеванные предметы не имели ясных очертаний. Наведя контур предметов, я заключил затушеванные области между собой в плоскости и, удовлетворенный своим решением, приготовился писать.

– Ба! – c наигранным восторгом воскликнул Конотопов, увидев мое восторженное настроение. Он был весел! На его лице сияла улыбка.

Я ожидал от учителя услышать в свой адрес слова одобрения.

– Рано радуетесь, – лукаво сказал он, – рисунок до конца еще не построен, а уже писать начинаешь, – серьезным тоном добавил Конотопов.

В недоумении я встал со своего рабочего места и отошел в сторону, чтобы еще раз взглянуть на свою работу. Конотопов быстро занял мое место за моим мольбертом, взял кисть и стал проверять сразу несколько направлений на холсте.

– Лихо выкрутиться решил? Не выйдет, брат! – со смехом сказал Конотопов. – Ты думаешь, если пятнышки контурной линией обвел, значит, форму построил? – продолжил Конотопов, искоса поглядывая на меня.

От его слов меня охватило разочарование, а затем последовала жалость к самому себе. Я уже равнодушно наблюдал за тем, как он вводит одно исправление за другим, пробегая по всей работе от одного предмета к другому. Я увидел, как под рукой учителя рисунок словно зашевелился, линии забегали, задергались на своих местах.

– А ну смотри широко вместе со мной! – дернув меня за рукав, строго приказал учитель.

Но я уже не вникал в работу и слепо следил за его действиями. Вдруг Конотопов встал, отвел меня в сторону и указал на мою работу. То, что я увидел, потрясло до изумления. Сразу бросились в глаза четкость и ясность предметов, в которых Геннадьевич ввел исправления. Предметы были словно вылеплены. Они твердо стояли на своих местах, изливая жизнь, а все остальное, внесенное мной, утомляло своим бездарным исполнением.

– Тебе нужно было всего лишь найти большие направления форм между собой, и в результате появится все остальное (детали), а не пятнышками баловаться. Таким образом строятся отношения форм, – вполголоса сказал Конотопов.

Он аргументировал свое заявление на примере рисунков В. Серова, где силуэт женской фигуры фактически был решен несколькими линиями 6 6 Серов В.А. Портрет балерины Т. П. Карсавиной. 1909. Бумага, карандаш, 42,7х26,7; Серов В.А. Портрет А. П. Павловой. 1909. Бумага, карандаш, 34,3х21.