Федор Шмит - Избранное. Искусство - Проблемы теории и истории

Тут даны материалы по теме: Николай II и его гвардия, которая ревностно усмиряла «мятежи» и за которой поэтому царь всячески ухаживал. И когда мы переходим из кабинета в столовую, скопированную со столовой царской яхты Штандарт, то мы уже понимаем, что это символично: да, на Штандарте царская семья только и чувствовала себя в безопасности, на пути в даль – в эмиграцию, не внутреннюю только (в призрачный Феодоровский городок Детского Села), а в настоящую, заграничную. После 1917 года родственники и приверженцы Николая II использовали этот путь в даль. Но сам Николай вовремя не бежал. И раз он отказался от этого единственного пути к спасению, и раз он продолжал жить все в кругу одних и тех же идей и симпатий, о которых свидетельствует следующая за столовою гостиная Александры Федоровны, трагедия неотвратимо надвигается. Мы идем в спальню. На стенах – богородицы, Серафимы Саровские, всевозможные иконы и иконки, дешевенькие подношения «на память», собранные во время всяких поездок «на богомолье»; тут же рядом благочестивые картинки «с настроением» протестантского толка; и тут же, в витринах дополнительной экспозиции, письма и фотографии – юродивые и знахари, русские «святые» и иностранные «ученые» шарлатаны (сколько их!), спиритические сеансы у соседей Николаевичей с их черногорками, флигель-адъютант улан Орлов и, наконец, Григорий Распутин. Чтобы укрепить династию, нужен наследник престола, во что бы то ни стало! Так думают и император, и императрица. Но все против Николая и Александры – даже сама природа, т. е., говоря их языком, сам бог. Надо не только укрепить за собой любовь армии (которую они отожествляют с офицерством) посредством смотров и приемов, посылки икон, освящения знамен, дарования новых форм одежды и т. д., но надо умолить бога. Все делается для этого. И все-та-ки – рождаются одна за другою только девочки. И мы проходим через тесные и бедные комнаты этих бесчисленных, нежеланных, нелюбимых дочерей. Наконец, рождается давно жданный наследник. Но он неизлечимо болен, болен гессенскою болезнью – явно, по вине матери! Мальчику одному отводится жилплощадь такая, как всем дочерям вместе, уход за ним образцовый, к нему выписывают всех врачей, которые как-нибудь обещают его вылечить. Все напрасно! помочь может только чудо! Чудо – Распутин, который умеет «заговаривать» кровь гемофилетика. И в XX веке немка, протестантка, доктор философии, принцесса крови с жадностью припадает, как последняя баба-кликуша из сибирского захолустья, к грязной руке проходимца… Трагедия кончена: революция, еще не совершившаяся «де-юре», не оформившаяся в великие дни Октября, уже «де-факто» изломала, исковеркала до неузнаваемости, изуродовала, морально убила своих последних противников, победила и убила последнего русского самодержца, потому что подточила и сокрушила самодержавие.

По всему вероятию, экспозицию Нижней дачи, проведенную тт. Гейченко 66и Шеманским 67, можно усовершенствовать в деталях: что-нибудь прибавить, что-нибудь убавить, что-нибудь уточнить. Но суть дела не в мелочах. В целом работа тт. Гейченко и Шеманского блестяще удалась 68и доказывает, что 1) дворец-реликвия в дворец-музей превращается лишь тогда, когда четко продумана та специфическая тема, которая может и должна быть выявлена данным вещественным ансамблем; 2) для выявления темы необходимо устранять все лишние вещи, хотя бы они достоверно принадлежали к дворцовой обстановке, и добавить из иных фондов все нужные для показа вещи; 3) наряду с вещами необходимо тут же, где осматриваются вещи, выставить и те документы, фотографии ипр., которые надобно не только устно, во время экскурсии, процитировать посетителю, но требуется показать в натуре, чтобы достигнуть полной ясности и убедительности повести; 4) маршрут самой экскурсии должен быть составлен так, чтобы последовательность обозреваемых комнат соответствовала последовательности развития основной темы и чтобы весь показ не превышал того промежутка времени, в течение которого посетитель способен напрягать свое внимание, т. е. часа с небольшим.

Мне сейчас приходится иногда слышать, что-де экспозиция Нижней дачи – дело легкое и почти что само собою разумеющееся: ничего иного, кроме того именно, что сделали тт. Гейченко и Шеманский, там и сделать было нельзя. Но я должен сказать, что еще летом 1925 г. вся Нижняя дача находилась под угрозою полной ликвидации, потому что никто не знал, что надо с нею делать. И сами тт. Гейченко и Шеманский, у которых теперь вышло так просто и естественно, долго ломали голову над тем, что показывать и что выбросить, прежде чем решились выбросить из плана экспозиции, например, весь третий этаж с «Корабельною» комнатою Николая II (где его можно бы было показать в нетрезвом виде – какой «эффектный» и какой дешевый номер!) и с вышкою-бельведером, прежде чем отказались от показа «Классной» комнаты детей Николая II, где на черной доске еще написана последняя диктовка, прежде чем уяснили себе ту драму, которую вещи могут показать и рассказать. И надо добавить, что в любом дворце-музее экспозиция может дать такую же само собою разумеющуюся драму, только ее нужно угадать – и каждый может попробовать в еще необработанных дворцах, насколько это легкое или трудное дело. Бесценный и единственный в своем роде дворец Палей в Детском Селе, для сохранения которого надо было пойти на какие угодно жертвы, ликвидирован был исключительно потому, что никто не догадался, как его превратить в музей! а это было не легче и не труднее, чем превратить в музей Нижнюю дачу Николая II.