Но мы все время говорим только о собраниях произведений искусства. Между тем, нам никогда не понять именно процесса перестройки их в научном направлении, если мы не присмотримся к истории музеев естествоведческих, выросших из т. н. «кунсткамер» или «кабинетов» XVI–XVII веков. Уже в древности в храмах и других общественных местах скоплялись вовсе не одни статуи и картины, но и всяческие диковинные и редкостные вещи: чего-чего не было, если верить Геродоту, Павсанию и другим очевидцам, и чего-чего не показывалось в разных городах Греции и Италии! Совершенно то же самое происходило и в средневековой Европе в ризницах церквей и монастырей: гвозди, которыми Ной сколачивал свой ковчег, веревка, на которой повесился Иуда, шишки тех ливанских кедров, из которых Соломон строил Иерусалимский храм, лестница (или кусок лестница), которую праотец Иаков видел во сне, самые иногда невероятные части тела Христа (praeputium Domini!) и святых или части их одежды – а наряду со всем этим настоящие страусовы яйца, «зуб» нарвала, слоновьи клыки, и пр., и т. д. Возвращаясь из крестовых походов, рыцари навезли домой горы всяких диковин. Позднее, когда началась эпоха далеких путешествий и великих географических открытий, всевозможные непонятные и сильно занимающие воображение предметы стали поступать из Африки, Азии, Америки, и ботанические, зоологические и минералогические курьезы стали вытеснять курьезы мифологические. В XVI веке мы знаем уже целый ряд коллекционеров, которые, движимые чисто научным интересом, систематически подбирают тот или другой более или менее однородный материал. Без подобных собраний немыслим был бы, например, «цюрихский Плиний», как его прозвали, Конрад Геснер (1516–1565), первый ученый натуралист-описатель 48. В XVI веке Георгий Агрикола (1490–1555) 49собирает свою знаменитую минералогическую коллекцию, Андреа Чезальпино (1519–1603) 50кладет начало флорентийскому гербарию, Улисс Альдрованди – болонским зоологическим и ботаническим собраниям 51, а немного позднее датчанин Оле (Олаф) Ворм (1588–1654) 52начинает собирать уже и остатки доисторической древности. В начале XVII века великий Бэкон Веруламский 53в своей «Новой Атлантиде» (1627) уже литературно оформил проект Национального художественного и научного музея. Этот замысел в Англии был в крупном масштабе осуществлен еще в том же XVII веке: в Оксфорде в 1682 г. были размещены в особом здании коллекции американских и африканских редкостей, собранные Эшмолем (Ashmolean Museum) 54, немного позднее был основан Кембриджский музей, в который вошли собрания сэра Джона Вудворда (Sir John Woodward) 55, а в 1759 г. британский парламент купил за 20 тысяч фунтов стерлингов коллекции Слоуна (Sloane) 56и утвердил устав Британского Музея.
В России весь этот музееобразовательный процесс, как и все аналогичные процессы культурного роста в других областях, прошел через те же самые этапы, как и на Западе, но в чрезвычайно ускоренном темпе. И в России диковинные вещи и художественные раритеты скоплялись в соборных и монастырских ризницах, в сокровищнице царской и т. д., а произведения живописи входили в состав церковных иконостасов. Петр I еще в 1698 г. привез из-за границы в Москву всякие западные диковины для своей кунсткамеры. Кунсткамера эта чрезвычайно обогатилась в 1716 г., когда для нее в Данциге была закуплена целая коллекция минералов, а в Амстердаме зоологическая коллекция Себа и анатомическая Рейша. Кунсткамера Петра I поступила затем в ведение Академии наук и стала родоначальницей российских естественно-исторических музеев. И русские художественные музеи пошли от тех скульптур, которые были приобретены Петром на Западе для новых своих городских и пригородных дворцов и парков, и от тех собраний картин, которыми были декорированы Монплезир, Эрмитаж и Марли в Петергофе и другие императорские постройки; коллекционировал Петр, следуя западно-европейскому увлечению, и всевозможную «китайщину» (chinoiseries), т. е. китайские лаки и фарфоровые изделия. Примеру Петра I, и в этом деле, как во многих других, старалась подражать Екатерина II, которая покупала античные статуи и картины прославленных мастеров европейского Ренессанса и барокко целыми большими собраниями, декорировала в Сарском Селе 57громадную залу сплошь китайскими вещами, и т. д. Екатерина II тем самым подавала пример своим придворным и вельможам, и императорские дворцы и дворцы знати превращались со временем иногда в сплошные музеи, в которых некоторые коллекции (например, собрания столь любимых эстампов, медалей, резных камней и т. д.) уже даже не имели декоративного назначения. В XIX веке начинается устройство публичных музеев – первым публичным музеем был Эрмитаж, для которого Николай I построил специальное здание. Возникают музеи и в провинции: при университетах основываются специальные музеи «изящных искусств» или «древностей». Коллекционерство охватывает, как своеобразная страсть, все более и более широкие круги, и коллекционируются все более и более разнообразные категории предметов – уже не только западные картины и эстампы, античные статуи, монеты, вазы, но и произведения новой, в европейском духе, русской живописи и скульптуры, оружие, фарфор, доисторические древности и, наконец, произведения древнерусской иконописи и народного художественного творчества. К концу XIX века, рядом с «императорским» Эрмитажем (при котором, для производства раскопок на юге, имеющих целью обогащение античных собраний Эрмитажа, существует Археологическая комиссия), вырастают «императорские» Русский Музей в Петербурге, Румянцовский и Исторический музеи в Москве; в целом ряде губернских городов организуются, наряду с университетскими, еще и городские музеи; находятся честные люди, которые жертвуют городским самоуправлениям свои художественные собрания – наиболее общеизвестный, но далеко не единственный пример: Третьяковская галерея в Москве; и т. д.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу