Лев Колодный - Илья Глазунов. Любовь и ненависть

Дальше случилось вот что:

«Михаил Сергеевич принял меня на удивление радушно, как давнего знакомого: „Привет, Илья!“. И я допустил ошибку, ответив в той же тональности: „Добрый день, Миша!“. Никто из больших начальников – коммунистических или демократических, значения не имеет, – не любит, когда люди ниже рангом держат себя с ним на равных, апеллируя к прошлым приятельским отношениям. Горбачев ничего не сказал. Виду не подал. Но я все понял и моментально перестроился: „Михаил Сергеевич, спасибо, что нашли время принять, я по очень важному делу пришел…“

Горбачев, надо отдать ему должное, с ходу поддержал идею. А потом, завершив деловую часть разговора, перешел к неформальной.

– Ну, рассказывай, как живешь, чего не хватает? Ты знаменит, все у тебя есть, слава, деньги, ордена, премии…

– Михаил Сергеевич, – говорю, – у меня ни одной премии нет, ни одного ордена.

Он на меня так взглянул: „Ой, Илюша, краснеть сейчас будешь, как твое «Мальборо»“ (я по ошибке, как привык, пачку сигарет на стол выложил). Звонит по одному из своих телефонов Петру Ниловичу Демичеву, министру культуры СССР…

– Это я, Горбачев, – и на меня смотрит: сейчас я тебя, мол, уем. – Сколько у нас, – спрашивает, – премий Глазунов получил? Как ни одной? Я же сам видел – за „Поле Куликово“ его представляли, за иллюстрации к Достоевскому….

Голос со стороны подаю:

– Михаил Сергеевич, это Союз писателей выдвинул, Михалков, но премии я так и не получил: выдвинуть – еще не значит дать.

Он отмахнулся и продолжает Демичева пытать:

– Ты скажи, когда вот полтинник ему стукнул, вы это отметили? Орден какой-то вручили?

Тот замялся:

– Да нет вроде… – Горбачев громкую связь включил, чтобы я все слышал и краснел.

Михаил Сергеевич между тем осерчал:

– Ну дак, а чего ж вы к лучшему нашему художнику так относитесь? Это же гордость России, а вы ногами его топчете, – и трубку бросил. Он тогда хороший был, то есть свой человек. Потом вопросительно спросил: – Я тебе орден Трудового Красного Знамени дам?

– Спасибо, Михаил Сергеевич, – говорю, – не за орденом, собственно, к вам пришел. Хочу академию создать, а для этого нужны помещение и на ремонт деньги.

Он:

– Да, дело хорошее, но ведь академий у нас и так до хрена.

Я:

– В России своей нет. Есть при Академии художеств СССР, где учатся все, кроме русских, а попробуй в латышскую академию украинец поступить, русский или туркмен – там справедливо скажут: это же наша… В Грузии вон Академия художеств есть – пускай русский туда прорвется или украинец: может, одного и примут, а у нас…

– Ладно, я тебя понял, подписываю – хорошее дело, Илюша!»

С президентом России Борисом Ельциным встречался в Кремле неоднократно. Писал его портрет. Хотел это делать на фоне подмосковного пейзажа, чтобы уйти от «казенных интерьеров». Времени на натуру у президента не нашлось. Пришлось писать в кабинете.

«Портрет ему понравился, поскольку потом Борис Николаевич дал фотографию своей мамы и попросил нарисовать ее: „Сделай, Илья…“ Снимок был крошечный, видимо, с паспорта. Я постарался в точности передать на холсте простое русское лицо Клавдии Васильевны. Ельцин остался доволен. Неоднократно благодарил.

Последний раз, буквально за день до отставки, 30 декабря 1999 года, в Кремле проходил традиционный предновогодний прием. Борис Николаевич заметил меня среди гостей, подошел, обнял, словно прощаясь, и сказал: „Илюша, спасибо, Ты сделал так, что я каждый день вижу маму“. Ту картину, как многие другие, я подарил.

Ельцину обязан тем, что получил государственный заказ в Кремле и Государственную премию России за его исполнение. Был объявлен конкурс на реконструкцию Большого Кремлевского дворца. Он, выбирая лучший, шел мимо выставленных проектов и браковал один за другим одним словом: „Говно… Говно… Говно…“ Задержал внимание на моем эскизе и решил его судьбу. Управляющий делами Павел Бородин, ведавший реконструкцией, сообщил эту новость по телефону: „Царь выбрал твой проект, комиссия его поддержала…“».

Борис Ельцин с мэром Москвы Юрием Лужковым побывал на персональной выставке в Манеже и наградил по случаю 65-летия орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени. Ему понравились интерьеры кабинета в Кремле и президентского самолета. Ельцин пожелал, чтобы один из залов служебного корпуса «Е», превращенного по проекту Глазунова во дворец, украсила его живопись. Среди представленных шести картин были «Христос на Голгофе» и «Иван Грозный».