Светлана Погорельская - Актуальные проблемы Европы №2 / 2010

● Справедливость . Когда речь заходит о вопросах справедливости, в немецкой дискуссии чаще всего говорят о справедливом распределении, забывая другое важное ее измерение – равенство. Типичный для Германии рефлекс, корни которого лежат в особенностях внутренней политики, переносится на Европейский союз, когда речь заходит о распределении голосов в Европейском совете или же мест, положенных стране в Европарламенте. Действительно, Германия, в которой проживает 17 % населения Евросоюза, располагает только 13 % голосов в Европарламенте. Доля Германии в общем бюджете ЕС составляет 20 %, а получает она из него всего 12 %. Слишком редко вспоминают о том, что в любой федеративной системе защита ее маленьких членов и солидарность со слабыми – предварительное условие для функционирования целого. В США, например, никому не придет в голову ограничить Небраску в количестве сенаторов только потому, что в Калифорнии населения больше.

● Размеры платежей . Немецкие платежи в ЕС в расчете на душу населения составляют 87 евро. Во внутригерманской дискуссии о развитии Евросоюза нередко приходится слышать, что эта сумма завышена и что те преимущества, которые дает Германии общий рынок, экспорт и низкая стоимость банковских операций вследствие существования единой валюты, ее не компенсируют. Снова и снова приводят аргументы против «неравноправного Союза». Между тем как раз в Германии, где дискуссии о справедливости и равноправии имеют давнюю традицию, давно признано, что «уравнивание жизненных шансов», которое обещает немцам Основной закон, не может быть осуществлено на уровне «справедливости распределения» без того, чтобы не породить немыслимые расходы и бюрократизм. Кроме того, в периоды экономического спада платежи Германии в бюджет ЕС автоматически снижаются. Таким образом, ни в бюджетных вопросах, ни в распределении мест в парламенте или голосов в Евросовете нет и не может быть какого-то «антигерманского заговора». ЕС – это сложная и многоуровневая система федеративного правления акторами различной территориальной, экономической и демографической значимости. Дискутировать в этой связи можно лишь о компенсирующей справедливости, все остальное было бы иллюзорно.

● Европейский союз . Евросоюз – это именно союз, и было бы полезно время от времени вспоминать об этом. О «государстве Европы» не говорит никто, кроме тех, кто хочет указать ЕС на его границы или просто дискредитировать его. Будучи союзом, Евросоюз состоит из различных частей и тем самым представляет собой свободную федерацию. Спорить надо не о том, федерация он или нет, а о том, насколько децентрализованы или же, наоборот, централизованы могут быть федеральные структуры. Такие же споры определяют повседневную политическую жизнь всех федераций и союзов в мире. Однако как только об этом начинают спорить в ЕС, критики требуют прекратить «огосударствление» Европы. Это – чрезмерная и не совсем уместная реакция. Споры об интересах, влиянии и равновесии – неотъемлемая часть всех систем многоуровневого управления. В ЕС они ведутся как раз потому, что он не хочет, не может и не будет «государством».

Право и обязанность федерального Конституционного суда – защищать Бундестаг от возможного ослабления его демократических прав и обязанностей. Однако в бурной дискуссии, которая последовала за его решением, неплохо было бы хоть раз сказать, что для «защиты» прав Бундестага вовсе не нужен был Конституционный суд. Ведь Лиссабонский договор вводит в европейское законодательство принцип субсидиарности. Он не просто позволяет национальным парламентам проверять подготавливаемые общеевропейские законодательные акты на предмет их полезности и необходимости – он обязывает их к этому. Если германское национальное законодательство в вопросе прав и свобод перекрывает предлагаемые в ЕС общеевропейские решения, то Бундестаг может отказаться от реализации этих решений. И если бы Лиссабонский договор уже сейчас был повсеместно ратифицирован и вступил в силу, то Бундестаг был бы как раз и занят тем, что требует от него Конституционный суд. Важнейшим направлением всех реформ Евросоюза начиная с 2001 г. была работа по расширению полномочий национальных парламентов. Не Бундестаг виноват в том, что политическая роль национальных парламентов в Евросоюзе до сих пор невелика. Беда в том, что Конституционный договор в 2005 г. не был ратифицирован, а ратификация Лиссабонского договора 2007 г. шла слишком медленно. Так что решение Конституционного суда – это, по сути, аргумент в пользу ратификации Лиссабонского договора.