Андрей Субботин - Актуальные проблемы Европы №1 / 2011

А. Айвазов в недавнем интервью газете «Завтра» повторил вопиющий исторический миф о технологической отсталости России в начале ХХ в., чем и объяснил поражение в русско-японской войне [Русско-японская…] и последующие революционные потрясения [Айвазов, Профиль, 2010]. К сожалению, незнание истории, а еще хуже нежелание ее знать, и является источником «научного» антиисторизма. Последний, в свою очередь, позволяет выстраивать логически непротиворечивые концептуальные модели любой степени неадекватности. Революция 1917 г., начавшаяся актом лишения позиций своего императора российской «европеизированной» политической и военной верхушкой [Айрапетов] и закончившаяся приходом к власти в России «европеизированных» революционеров, а также Гражданская война привели к цивилизационной катастрофе в России. Выбраться из нее удалось ценой неимоверных усилий (включая жертвы Великой Отечественной войны).

Надо понимать, что как кондратьевская длинная волна , так и глазьевский технологический уклад (фактически не новое понятие, а новое название того же явления) – характеристика капиталистической (западной) экономики, которая может быть правильно понята только при рассмотрении ее как компонента западной цивилизации в целом. Аналитикам глазьевского круга, надо полагать, застилает глаза глобальность современного кризиса, объясняемая не тождественностью понятий «современная экономика» и «капитализм», а глобализацией, как процессом тотальной вестернизации мира. Фактически локальная модель западной экономики, навязанная после падения СССР всему миру, вышеуказанными авторами берется за основу анализа современного состояния и прогноза на будущее.

Глазьев, являясь сторонником сочетания рыночных и административных механизмов управления экономикой, уповает, однако, не на эти механизмы, а на новый технологический уклад, который и должен изменить, как базис надстройку, всю совокупность общественных отношений. Поэтому Сергей Юрьевич и предполагает, что «кризис закончится после коллапса долларовой финансовой пирамиды и других финансовых “пузырей” капиталов формированием нового технологического уклада. Это произойдет (кто позволит, откуда такая уверенность? – О.П. ) после структурной перестройки мировой экономики на основе нового технологического уклада, продлится она еще 3–5 лет и будет сопровождаться изменением состава ведущих компаний, стран и управленческих практик»[Глазьев, 2009, с. 12].

Полагаем, по аналогии с кондратьевскими волнами, критикуемый нами подход можно назвать теорией «глазьевских цунами». Если руководители европейских стран, как и Айвазов с Глазьевым, не найдут других механизмов социально-экономического развития и вариантов (этосов) хозяйствования, очередная гигантская волна лишит их возможности что-либо обдумывать.

Пора закончить со спекуляциями кондратьевской теорией, пригодной только для анализа отдельных процессов в капиталистической экономике, склонной к перепроизводству товаров и услуг. Собственно ответом кризисной капиталистической экономике и была экономика социализма с ее естественными достоинствами и недостатками. Западная элита в свое время вынужденно отреагировала кейнсианством, однако затем всеобщее признание на Западе получил неолиберализм, ставший основой для выхода из ситуации кризиса в 70–80-е годы («тэтчеризм», «рейганомика»).

Мы исходим из того, что современные кризисные явления охватывают не только экономический сектор культуры, в том числе в силу того, что экономика не является единственной определяющей сферой человеческой деятельности. Именно такой тезис позволяет перейти к третьей позиции, включающей в анализ современного кризиса аксиологические детерминанты. Это нисколько не противоречит необходимости и возможности научного решения локальных экономических проблем (инфляции, падения спроса и т. п.) или системному экономическому анализу. Однако главное, к чему обязывает такой подход исследователя, выявление точек соприкосновения экономических и неэкономических факторов и основных тенденций (growing trend), меняющих структуру экономики. В частности, открывается возможность интерпретировать понятие структурного кризиса вне рамок экономизма.

Именно таким путем идет М.Л. Хазин. Современный экономический кризис он выводит не только из экономических причин, но и из политических решений, ценностных ориентаций и психологических установок мировой экономической элиты. В статье «Базовые ценности новой финансово-экономической парадигмы» он, в частности, пишет: «Сама система получения доходов от эмиссии крупнейшими банками (неолиберализм. – О.П. ) была настолько им симпатична, а роль их в государственной политике была настолько велика (напомним, что традиционно позиции секретаря казначейства, т.е. министра финансов, и главных советников Белого дома в США занимают как раз представители банковского сообщества, не говоря уже о руководстве ФРС), что отказаться от нее не хватило сил» [Хазин, 2008, с. 50].