Андрей Субботин - Актуальные проблемы Европы №1 / 2011

Abstract. The model of technological tenor proposed by S. Glazyev including contradictions which led to the crisis is criticized. Historical chain is being built which formed the world oligarchic elite, which was born in UK and later strengthened by the United States. The deadlock of the way of development chosen by Europe and controlled by financial speculators is shown.

Ключевые слова: пессимистический прогноз, волна экономического кризиса, технологический уклад, системный экономический анализ. Взаимодействие экономических и других факторов, использовать механизм общего дела в частных интересах.

Keywords: pessimistic forecast, wave of economic crisis, technological tenor, system economic analysis, interaction of economic and other factors, to use a mechanism of common cause for private interests.

Тема мирового кризиса сегодня является самой актуальной. Заголовки газет и новостных сайтов пестрят кризисной тематикой. Живо обсуждаются вопросы длительности кризиса и перспектив выхода из него. Всю совокупность сообщений на эту тему можно разделить на две группы – оптимистическую и пессимистическую.

Оптимистические тексты сообщают о том, что кризис прошел и наступил экономический рост. Эту позицию можно маркировать как пиар или, если быть точнее, – пропаганда. Ее цель – скрыть истинное положение дел и, что самое главное, его причину. Ответственность за пропаганду, как и за весь кризис, несет мировая финансово-экономическая элита, контролирующая основные механизмы и рычаги глобального управления, и компрадорская буржуазия зависимых от Запада стран. И первые, и вторые не имеют желания менять систему управления современной мировой экономикой и политикой. Последнее обстоятельство делает резонным вопрос об управляемости современного кризиса. Будем считать цель достигнутой, если сможем хотя бы отчасти на него ответить.

Пессимистический прогноз предсказывает очередную волну экономического кризиса и выход из него в далекой перспективе. Однако все те, кто предупреждает нас о «второй волне», не могут быть безоговорочно отнесены в стан желающих разобраться в реальном положении дел. Здесь также можно выделить две группы: 1) риторы, создающие видимость критического разбора ситуации; 2) аналитики, пытающиеся разобраться в причинах кризиса и предлагающие пути выхода из него. Последних можно разбить еще на две группы: а) мыслящие в рамках экономизма (преимущественно негуманитарии); б) опирающиеся на ценностно-мотивационные подходы (преимущественно гуманитарии).

Группа критических риторов фактически выполняет роль «своего (парня) среди чужих», что обеспечивает снижение протестного градуса в среде интеллектуалов. «Свой парень» иногда выглядит вполне типичным борцом среди враждебного окружения, деятельности которого так трудно сопротивляться. Однако на поверку «свой парень» всего лишь изображает борца на фоне «плохих парней», но в жесткой связке с ними. Так, министр финансов РФ Кудрин не раз высказывал мысль о долговременности текущего кризиса, он даже признавал ошибочность курса на поддержание «сильного» рубля. На фоне «плохого парня», главы Центрального банка Игнатьева, делавшего прямо противоположные заявления, это выглядело вполне привлекательно. Однако совместными усилиями оба («хороший» и «плохой») продолжали финансовую политику, ведущую к снижению рентабельности производства отечественных товаров и услуг.

Экономизма для анализа кризисных процессов сегодня явно недостаточно. C этих позиций возможно признание кризиса не только долгосрочным, но и структурным, возможна критика текущей экономической политики, однако практически исключен вывод о бесперспективности существования самого капитализма и техногенной цивилизации.

В этой связи интерес представляет позиция известного экономиста С.Ю. Глазьева. Еще в 1998 г. он писал о доминирующем сегодня технологическом укладе как о целостной системе воспроизводства, сложившейся в 50–60-е годы и ставшей «технологической основой экономического роста после структурного кризиса 70-х годов. Ядро этого технологического уклада составляют микроэлектроника, программное обеспечение, вычислительная техника и технологии переработки информации, производство средств автоматизации, космической и оптико-волоконной связи». Все это сопровождается «соответствующими сдвигами в энергопотреблении (рост потребления природного газа), в транспортных системах (рост авиаперевозок), в производстве конструкционных материалов (рост производства комбинированных материалов с заранее заданными свойствами)» [Глазьев, 1998, с. 76]. Автор полагает, что именно благодаря такому укладу «произошел переход к новым принципам организации производства: непрерывному инновационному процессу, гибкой автоматизации, индивидуализации спроса, организации материально-технического снабжения по принципу «точно вовремя»; новым типам общественного потребления и образа жизни» [Глазьев, 1998]. Такое объяснение напоминает ситуацию, когда лошадь запрягают позади телеги. По Глазьеву получается, что образ жизни (этос) меняется только после очередной волны технических метаморфоз. Однако мы знаем, что в Англии в период первичного накопления капитала именно изменение образа жизни подготовило промышленную революцию. Изменению образа жизни предшествует изменение системы мышления и ценностей. В связи с этим встает второй вопрос: почему, рассуждая о системе хозяйства ХХ в., Глазьев игнорирует различия капиталистической и социалистической экономик? Видимо, потому, что он не видит между ними разницы. Верно, между ними действительно никакой технологической разницы не было, зато была колоссальная аксиологическая (ценностная) разница. Это сегодня хорошо знает каждый житель России, рожденный и воспитанный в СССР.