Ростислав Смольский - Забытые в изгнании. Франция, Париж

Итак – совершенно иная версия. Другой спутник Брасова, и автомобиль – другой.

Конечно, Базили не мог спутать обстоятельств гибели единственного сына. Вернее предположить, что перепутал что-то – князь Щербатов, который писал воспоминания четверть века спустя после беседы. Хотя и это – странно: он – профессор истории, специалист по родословным. И память на имена и события у него должна быть – отличная.

Так или иначе, из этого – следует: что Николай де Базили считал себя как-то причастным к гибели племянника Императора. И соединял её – каким-то таинственным образом, – с гибелью своего сына

После эмиграции Николай де Базили весьма преуспел. Он был женат на дочери крупнейшего банкира из США, и во Франции жил широко. Во время гражданской войны он участвовал в работе Русского политического совещания – которое считалось одно время почти что правительством в изгнании.

В своё время Базили близко был знаком с великим князем Михаилом. В день отречения, 3 марта 1917-го, Базили был с ним – в квартире на улице Миллионной. С дугой стороны, в дружеских отношениях с Базили был тогдаший вождь радикалов-демократов – Александр Керенский, наиболее энергичный из инициаторов отречения. Также известно, что этот Базили, в частности, был видным масоном, из петербургской ложи «Полярная Звезда».

(И за рубежом связи Базили были обширны: среди его друзей был даже сам дуче Муссолини).

Но в данном случае весьма важно отметить, что у дипломата – именно в это время, – близким другом Базили был Александр Иванович Гучков, бывший военный министр Временного правительства. Они были знакомы ещё по Русскому политическому совещанию. Гучков всё ещё пытался продолжать свою личную борьбу против СССР, но он не знал, что является лишь подставной фигурой. Кружок Гучкова превратился в резидентуру советской внешней разведки, куда были внедрены агенты НКВД: дочь Гучкова – Вера Трайл, а также генерал-майор Николай Скоблин, работавший секретарем кружка Гучкова.

В целом крайне невнятные строки из мемуаров князя Щербатова вполне можно счесть зашифрованным указанием на то, что к автокатастрофе было все-таки причастно НКВД.

Брасова привезла тело юноши в Париж, похоронила на кладбище Пасси, купив рядом место для себя. На погребальной церемонии она казалась спокойной и сдержанной, только бледнее обычного.

Были устроены пышные похороны, как подобает лицу Императорской крови. Они съели последние остатки сбережений. Теперь она была без гроша в самом прямом смысле слова. Последний адрес Наталии Брасовой в Париже улица Месье, дом 11.

Она снимала убогую комнатушку в мансардной квартире русской эмигрантки, злобной старой девы, которой доставляло массу удовольствия издеваться над своей жиличкой. В отчаянии Наталья Сергеевна решилась на крайний шаг: много лет она вела дневник и теперь решилась издать его, чтобы как-то поправить свое положение. Она обращалось в русские издательства, но везде получила отказ. В январе 1950 года она отнесла дневник в издательство Галлимар. Они заинтересовались и взяли рукопись. Через 2 недели Наталье Сергеевне позвонили из издательства и сказали, что, к сожалению, рукопись пропала. Была ли это случайность или злой умысел, мы, наверное, уже не узнаем, как и то, какие тайны пропали вместе с дневником. В конце 1951 года Брасова заболела. Узнав о диагнозе – раке груди, квартирная хозяйка выгнала ее из дома. Бесприютную старуху поместили в больницу Лаеннек, расположенную в доме 151 по rue de Sèvres (в 2001 году вошла в состав Европейского госпиталя Жоржа Помпиду), там она и умерла. В свидетельстве о смерти записали: Наталия Шерметьевская, вдова Михаила Брасова (!). Церковная община собрала деньги на похороны. Но на надгробную плиту средств не хватило, и вместо неё поставили простой деревянный крест. Шли годы, неухоженная могила Натальи Сергеевны и Георгия ветшала, а время неумолимо стирало надписи с их именами.

Могила Н.С. и Г.М. Брасовых. Фотография автора

В 1965 году на кладбище Пасси побывал какой-то приезжий из Советского Союза. Уходя, он зашел в кладбищенскую контору и сказал:

– Грош цена русской эмиграции, если она допустила такое ужасное состояние могилы жены и сына Михаила Романова.

Кто был этот человек, почему ему было дело до покойных Брасовых? Презрительная сентенция «наглого большевика» подействовала как ожог – эмигрантские активисты собрали немалую сумму, и через несколько лет могилу украсило красивое надгробие, пребывающее там и поныне.