Иван Карасёв - Моя Франция. Обратится ли сказка в кошмар?

И всё же сравнение с Петербургом по части архитектуры, наверное, будет не в пользу Парижа. Жак Ширак назвал Петербург самым красивым городом мира. Насчёт мира не знаю, но по отношению к Парижу соглашусь. Старая часть Питера выигрывает и по разнообразию стилей, и по количеству богатых дворцов и особняков. Слабая сторона питерской архитектуры – штукатурка, которая всегда норовит отвалиться (хорошо, если не на голову) и оголить кусок здания. Париж – город камня, его штукатурить не надо, только время от времени чистить от нагара выхлопных газов и прочей грязи, что в Париже, судя по всему, делают. А вот в Берлине, например, в самом центре можно встретить совершенно почерневшие от времени каменные здания, памятники истории и культуры по совместительству. Что ж, немцы, благодаря своей «канцлерин» – щедрая нация, они деньги тратят на мигрантов, чего не скажешь о более прижимистых французах. Эти всё на себя любимых, может, потому и фасады в Париже чище, чем в Берлине. Но проигрывает Питеру Париж ещё и в части строгости законодательства в области застройки исторических кварталов. Во Франции можно купить старинное здание, довести его до аварийного состояния, а потом на вполне законных основаниях снести и воздвигнуть новый офисный/торговый центр или дорогой жилой дом. Похоже, что отсутствует, в нашем понимании, во всяком случае, и понятие зоны исторической архитектурной застройки. Как уже было сказано выше, новые высокие билдинги легко встраивается в старые кварталы, только небоскрёбы ещё не начали строить направо и налево, хотя прецеденты есть.

Наверное, такая страшная трагедия как блокада с её бомбёжками и обстрелами дала бы возможность парижским промоутерам стереть с лица земли половину французской столицы. Тамошние застройщики 40–50-х годов, думаю, тонули в собственной слюне, рассматривая фотографии уничтоженных войной городов Европы, вот они бы развернулись в старом Париже! Но, к несчастью для них и к счастью для французской столицы, в 1940 году здесь вообще не было стрельбы, Париж объявили открытым городом, а в 1944-м дело ограничилось перестрелками отступавших немцев с поднявшими голову маки и некоторыми полицейскими, повернувшими оружие против гитлеровцев. Вторая французская бронетанковая дивизия, которой американцы позволили повернуть на столицу, лишь дала немецкому гарнизону прекрасный шанс сдаться регулярным войскам, а не макизарам. Те ведь под горячую руку ещё и шлёпнуть могли.

Дорогие англо-американские союзники также не слишком беспокоили город своими «ковровыми» бомбардировками (промпредприятия уже тогда были в основном за пределами жилой застройки). Так что Париж не смели с лица земли без разделения на кварталы, населённые людьми, и на промзоны с заводами, как поступили освободители Европы со всеми крупными немецкими агломерациями. Отдельным французским городам, впрочем, повезло гораздо меньше, чем Парижу. Кстати, почему, например, обстрел гуманитарной колонны в Сирии, при котором погибает 20 человек, должен считаться военным преступлением при наличии умысла и даже без оного, а преднамеренные бомбежки городов Германии в 1942–1945 годах, принесшие смерть миллионам мирных жителей (как это модно говорить – женщин, детей, стариков – именно в данном порядке), таковым до сих не то что не считается, даже не обсуждается сама идея? Ещё один вопрос не по теме – а почему жизнь старика в подобном случае по умолчанию ценится выше, чем жизнь девятнадцатилетнего пацана? Только потому, что пацана обрядили в военную форму, которую не доносил тот старик? Но это небольшое отступление в историю и политологию, да простит мне его дорогой читатель.

Ещё тогда Париж поражал огромным количеством иммигрантов из стран Африки и Азии, в основном, конечно, из бывших колоний Франции в Северной и Центральной части «чёрного континента». Я не шугался в сторону при виде пары чернокожих людей, в Ленинграде хватало студентов из Африки, и в нашем общежитии тоже имелось определенное количество. Нельзя сказать, что мы с ними дружили, но никто их не чурался, разговаривали, пели песни, смеялись над шутками. Наверное, одним из самых скромных и интеллигентных парней во всей общаге был нигериец Иса. Он всегда улыбался при встрече, не помню, чтобы хоть раз с кем-то поссорился, и был в числе первых в учёбе.

Но то студенты, а когда, войдя в довольно плотно набитый людьми автобус на бульваре Барбес, мы оказались единственными белыми людьми в нём, я почувствовал себя не в своей тарелке! И таких районов в Париже и особенно под Парижем в 1988 году имелось уже немало! В одной из французских комедий 90-ых годов незадачливый агент государственной спецслужбы попадает в лапы какой-то арабской мафии прямо в Париже. После допроса с пристрастием, дабы запутать следы, беднягу увозят на машине, потом на самолете, затем снова на машине и бросают посреди узенькой улочки посреди явно арабского города. Вокруг обычная восточная толпа, вывески на соответствующем языке. Растерявшийся агент спрашивает у первого попавшегося прохожего, где находится французское консульство. Тот глядит удивленно и отвечает: «Французское консульство? Оно здесь повсюду!» Ничего не соображающий спецагент бредёт дальше и выходит прямиком на какой-то шумный парижский бульвар… К сожалению, подобные ситуации вполне возможны, это тот случай, когда важнейшее из искусств отражает реальную жизнь.