Владимир Малышев - Петербургские тайны. Занимательный исторический путеводитель

Музей попал в жернова карательной машины, наверное, потому, что никакой другой «крамолы» в измученном блокадой городе найти было нельзя. А еще потому, что он раздражал Сталина. Сам он в музее не был, но ему о нем, конечно, докладывали, и упоминание об ужасах блокады его раздражало. В 1989 году Музей блокады был восстановлен и торжественно открыт. Однако то, что варварски уничтожили, восстановить уже было нельзя. Его нынешняя экспозиция все-таки меньше прежней.

29 сентября 1950 года в Доме офицеров на Литейном проспекте, 20 начался необычный процесс, вошедший в историю, как Ленинградское дело. На скамье подсудимых сидели сильно исхудавшие и бледные после перенесенных побоев и пыток бывшие члены Политбюро, запредсовмина СССР, глава Госплана Николай Вознесенский, секретарь ЦК ВКПб, а до этого первый секретарь Ленинградского обкома и горкома партии Алексей Кузнецов, председатель Совмина РСФСР Михаил Родионов, глава Ленинградского обкома и горкома партии Петр Попков и другие бывшие руководители города.

Заседание суда проходило за закрытыми дверями, сообщений о его ходе в печати не появилось. По описанию Эдварда Радзинского, после вынесения приговора произошла страшная и какая-то мистическая сцена: в зал вошли сотрудники госбезопасности, которые набросили на приговоренных белые саваны и на руках вынесли из зала. Так ли было на самом деле и откуда Радзинский взял описание этой сцены, неизвестно, многие документы того времени были потом уничтожены, а сами приговоренные тут же расстреляны.

Во время процесса, да и потом случившееся казалось совершенно невероятным. Ведь уничтоженные Вознесенский и Кузнецов считались самыми вероятными наследниками стареющего Сталина. Причем он сам их такими и назвал. В 1947 году на заседании Политбюро Сталин заявил: «Время идет, мы стареем. На своем месте я вижу Алексея Кузнецова…» В таком же духе, согласно воспоминаниям Анастаса Микояна, Сталин высказался в кругу своих соратников на озере Рица. Он сказал, что самой подходящей кандидатурой на должность предсовмина видит Николая Вознесенского, а на посту Генерального секретаря – Алексея Кузнецова.

«Как, не возражаете, товарищи?» – будто бы спросил вождь. Разумеется, никто не возразил…

Открыто, конечно, не возразили, но злобу затаили и стали втайне вынашивать замыслы об устранении соперников. Люди из «ближнего круга» Сталина, прежде всего Маленков и Берия, сами претендовавшие на то, чтобы после смерти вождя вскарабкаться на опустевший «трон». Они серьезно опасались, что молодая и энергичная ленинградская команда действительно придет им на смену.

Но почему Сталин стал выдвигать именно Вознесенского и Кузнецова? По мнению историков, «кремлевский горец» постоянно интриговал, сталкивая людей в своем окружении лбами. Но, с другой стороны, он выдвинул действительно способных руководителей, которые в годы войны отличились немалыми заслугами. Так, Вознесенский был, как считали многие, волевым и сильным кадровым работником. Он сыграл большую роль в развитии оборонной промышленности, курируя работу военных наркоматов, занимаясь эвакуацией оборонных заводов, отвечая за разработку военно-хозяйственных планов обеспечения обороны страны. Скупой на похвалы Хрущев оценивал Вознесенского как «умного, резкого, прямого и смелого человека».

Таким же руководителем считали и Кузнецова, хотя он и не имел высшего образования. Микоян, сын которого женился на его дочери, утверждал в своих мемуарах, что во время блокады Ленинграда основной фигурой был не Жданов, который «практически переселился в бомбоубежище», а именно Кузнецов, ему Сталин доверял «самые ответственные вопросы».

Все началось с анонимного письма, которое поступило в ЦК партии в январе 1949 года. Неизвестный «доброжелатель» сообщал, что на состоявшейся в Ленинграде партконференции были подделаны результаты. Началась проверка и выяснилось, что факт подделки и в самом деле имел место: 23 бюллетеня с голосами «против» были заменены на положительные. Второе преступление, в котором обвинили ленинградских руководителей, была организация Всероссийской торговой оптовой ярмарки в Ленинграде без специального разрешения центральных органов. Речь шла о реализации накопившихся на складах остатков товаров народного потребления на сумму 5 млрд рублей. Все это, разумеется, было только предлогом, но из этих фактов «сшили» дело о групповщине, попытках ленинградского руководства противопоставить себя ЦК, стремлении создать самостоятельную Российскую компартию, и, в конечном итоге, обвинили во вредительской и подрывной деятельности.