Николай Коняев - Ангел над городом. Семь прогулок по православному Петербургу

– На заклание меня повезешь? – спросил тот в ответ.

Надежда испугалась этих слов, но ничего не поняла. В карете сидели еще две женщины, которые оберегали батюшку, они тоже не поняли слов, сказанных отцом Иоанном, и кучеру велено было ехать по адресу, названному Надеждой.

В дороге батюшка еще два раза повторил про заклание, и потом произнес: «Господи, да будет воля Твоя».

Приехали в очень богатый дом. В столовой был сервирован стол, заставленный всевозможными закусками.

– А где больной? – спросил батюшка.

Ему показали на комнату, и отец Иоанн вошел в нее.

Женщины, сопровождавшие отца Иоанна, хотели зайти следом за ним, но перед ними захлопнули дверь, защелкнув ее на замок.

Между тем из-за двери послышалась возня, женщины перепугались. Двое начали стучать в дверь, а третья побежала за кучером. Кучер, вбежав в помещение, со всей силы плечом ударил в дверь и сломал замок. Страшная представилась картина.

Отец Иоанн Кронштадтский лежал поперек кровати, на нем были подушки, а на них сидели три изувера с ножами, а по полу текла кровь.

Отшвырнув злодеев, кучер взял отца Иоанна на руки и отнес в карету. У батюшки были сильные порезы в паху.

Когда Иоанн Кронштадтский пришел в себя, он строго запретил кому-либо говорить об этом, чтобы не было погромов.

В газетах на другой день было объявлено, что батюшка болен…

«Вот все, что мне по секрету передала Надежда. Простите. Инокиния Евфросинья Туликова. Белград» 60.

«Господи, спаси народ Русский, Церковь Православную, в России погибающую: всюду разврат, всюду неверие, богохульство, безначалие! Господи, спаси Самодержца и умудри его! Господи, все в Твоих руках, Ты – Вседержитель».

Эту молитву Иоанн Кронштадтский составил вскоре после совершенного на него покушения.

Удивительная молитва.

Еще удивительнее, как перекликается она с записанными сразу после отречения словами самодержца, императора Николая II: «2 марта 1917 года. Четверг… В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена, и трусость, и обман!».

Тут надо вспомнить, как молился святой праведный Иоанн Кронштадтский.

«Внемли, о иерей Божий! – записывал он в “Дневнике”. – Тебе приходится часто разговаривать с Богом по готовым молитвенным образцам; да не ульстиши языком твоим, устами говоря одно, а на сердце имея другое, или говоря и не сочувствуя тому, что говоришь или о ком молишься: да не будет в тебе этого диавольского лукавства и двоедушия, но сердцем и устами молись Вседержителю Богу, испытующему сердца и утробы».

Сердцем и устами молился сам Иоанн Кронштадтский, и поэтому-то и достигала его молитва Небесного Престола.

«Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится Имя Твое в России! Да будет воля Твоя в России! Ты насади в ней веру истинную, животворную! Да будет она царствующей и господствующей в России…»

Никакого двоедушия не было в молитве Иоанна Кронштадтского, и молитва эта проникала в последнего русского государя и продолжалась уже в самой его мученической жизни…

Дневниковые записи его неопровержимо свидетельствуют об этом.

«2 (15) марта 1918 года. Вспоминаются эти дни в прошлом году в Пскове и в поезде!

Сколько еще времени будет наша несчастная родина терзаема и раздираема внешними и внутренними врагами? Кажется иногда, что дольше терпеть нет сил, даже не знаешь, на что надеяться, чего желать?

А все-таки никто как Бог!

Да будет воля Его святая!»

«Пришел я с отцом к Андреевскому собору еще до звона…

Было темно: только половина пятого утра. Собор был заперт, а народу стояло около него уже порядочно. Нам удалось накануне достать от старосты билеты в алтарь. Алтарь в соборе был большой и туда впускали до 100 человек. Полчаса пришлось простоять на улице, и мы прошли через особый вход прямо в алтарь.

Скоро приехал батюшка и начал служить утреню. К его приезду собор был уже полон. А он вмещал в себя несколько тысяч человек. Около амвона стояла довольно высокая решетка, чтобы сдерживать напор…

После утрени началась общая исповедь. Сначала батюшка прочел молитвы перед исповедью. Затем сказал несколько слов о покаянии и громко на весь собор крикнул: «Кайтесь!».

Тут стало твориться что-то невероятное. Вопли, крики, устное исповедание тайных грехов. Некоторые, особенно женщины, стремились кричать как можно громче, чтобы батюшка услышал и помолился за них.