Мэри Норрис - Роман с Грецией. Путешествие в страну солнца и оливок

Одна из самых милых вещей, которые я видела в Элефсисе, – стела, изображающая сидящую женщину с маленькой девочкой у ее ног. Она сидит с прямой спиной, а ребенок доверчиво что-то ей протягивает. В Элефсисе это было единственное произведение искусства, посвященное материнской любви, которой так много в мифе. Когда я уже вернулась домой, я была поражена любовью, которая связывает матерей и дочерей. Я видела своих подруг, которые стали молодыми мамами. Я не помню, чтобы испытывала что-либо подобное, когда сама была ребенком. Может, только с бабушкой, когда она сажала меня к себе на колени и читала вслух – вероятно, оттуда моя любовь к чтению.

На мое раннее детство пришелся довольно мрачный период в жизни нашей семьи. Мама, подобно Деметре, потеряла ребенка. Мальчик по имени Патрик был старше меня на два года. Самог о Патрика я не помню, но выросла с мамиными рассказами о том дне, когда он умер, подробными рассказами, повторяемыми снова и снова, ставшими частью семейной мифологии. Стоял март, плохой месяц, через пару недель Патрику должно было исполниться три года. На завтрак был бекон. Мама сказала сыну подождать: она порежет бекон на кусочки, как только покормит меня. Но он не стал ждать – и подавился. Отец тоже был там, сидел за столом и завтракал. Он поднял Патрика, перевернул его вверх тормашками и стал с силой хлопать по спине, чтобы бекон вылетел из горла. (Никто тогда не знал о приеме Геймлиха [87] Прием, разработанный американским врачом Генри Геймлихом, который позволяет спасти человека от удушья при попадании инородного тела в дыхательные пути с помощью поддиафрагмальных толчков. , теперь же закон обязывает вешать обучающие постеры в каждом ресторане.) На тот момент мой отец сделал все, что мог. Но это не помогло. Мама потом часто описывала, в каком состоянии находился отец. Он никогда не говорил о произошедшем, но по ночам, лежа в постели, давал волю слезам. Все его тело сотрясалось от горя. Он разговаривал с приходским священником и просил у того помощи. Святой отец сказал, что родителям нужен еще один ребенок. Так родился мой младший брат. «Но мое сердце было глухо к нему», – говорила мама. И часто повторяла это прямо в присутствии малыша, который был зачат только для того, чтобы заменить Патрика. (И я еще смела думать, что это мне приходится несладко!) Кто мог выдержать сравнение с широкоплечим мальчиком с каштановыми волосами, в темно-бордовой вельветовой рубашке, с встревоженным выражением лица, который жил на ретушированной фотографии, стоящей в рамке на комоде наших родителей? Вещи, оставшиеся после его похорон, прядь волос и венок, хранились в длинной, плоской коробке в дальнем углу буфета. «Мы никак не могли найти его ботиночки, – сказала мама, – они просто исчезли», поэтому его похоронили без них. По пятницам, отвезя домой бабушку, которая навещала нас каждую неделю, мы стояли на заднем крыльце и смотрели на звезды. Мы спрашивали маму: «Какая из звездочек – Патрик?» И она всегда указывала.

И только спустя много лет я поняла, что чувствую себя виноватой в смерти брата: если бы меня тогда не было за столом во время завтрака, он бы не умер. Все свое детство я пыталась сделать невозможное – утешить мою безутешную маму. Мы обе были без сил и не могли – я учиться, а она учить тому, что связано с бытом, с домом. Я не умела приготовить даже яичницу, не знала, как отстирать пятно на рубашке. К тому моменту, как я поступила в колледж и начала изучать мифологию, я не умела ничего – и при этом упрямо отрицала свое неумение и незнание жизни.

Так вышло, что курс мифологии профессора Цейтлин стал для меня началом освобождения от чувства вины. В своей лекции об Элевсинских мистериях она рассказала, что похищение Коры в одном действии объединяет три этапа, которые проживает женщина: рождение, брак и смерть. Будучи изнасилованной, Кора умирает как дева и рождается как Персефона, владычица подземного царства. В то время я отождествляла себя с Корой: я была девственницей, упивалась сиренью, цветущей вокруг уютных серых домиков нашего общежития. Я была дитя цветов. Студенческий городок стал для меня лугом, на котором Кора играла с подругами, когда Аид внезапно появился из-под земли и забрал ее. До того дня в лекционном зале я боялась взрослеть, боялась обменять свое девичество на жизнь женщины.

Занятия у профессора Цейтлин открыли мне глаза на то, что существуют и другие ролевые модели: я могла быть стервой, охотницей, амазонкой, менадой – одной из безумных последовательниц Диониса. Мифология научила меня тому, что я могла не ограничивать себя ролью девственницы, невесты или матери, ведь на свете много других ролей. Мне не нужно было становиться такой же, как мама. Я могла позволить себе жить.