Джейн Хокинг - Быть Хокингом

Меня озадачивало еще одно непреодолимое препятствие: Стивен наотрез отказывался допускать посторонних людей к уходу за ним.

Мой доктор знал о моих проблемах и поговорил с доктором Стивена. Вместе они попытались составить график для приходящих медбратьев, которые опускали бы Стивена в ванну и доставали из нее, по крайней мере, два раза в неделю. Этот план был уничтожен в зачатке после того, как оказалось, что симпатичный пожилой медбрат может приходить только в пять часов вечера, и такое беспрецедентное прерывание рабочего дня, оно же – его завершение, конечно, было неприемлемо для Стивена. Только чудо могло бы разрешить проблему, с которой мы столкнулись. Однако во время Пасхи меня посетила восхитительная идея, подобная пушинке одуванчика, залетевшей в окно и укоренившейся в цветочном горшке. Благодаря ей я как будто сбросила груз с плеч. Меня покинула тревога о том, что благородная попытка залучить нас на другой континент со всеми удобствами не может увенчаться успехом по причине своей практической невыполнимости. Идея была простая: мы должны пригласить студентов Стивена жить в нашем большом калифорнийском доме. Мы могли предложить им бесплатное проживание в обмен на физическую помощь в поднимании, одевании и купании. Это было тем более своевременно, что Стивен уже не мог есть сам и ему требовался постоянный присмотр. Получая помощь от Бернарда, он не мог бы жаловаться на невыносимое унижение, которое причиняет присутствие сиделки – признак отступления, признание ухудшения его состояния. Вместо этого ему будут оказывать помощь люди его круга, пусть не семейного, но дружеского. Первой реакцией Стивена был категорический отказ, но после, хорошенько обмозговав мою идею (я дала понять, что от этого будет зависеть само решение о поездке в Калифорнию), он передумал. Я поделилась идеей с Бернардом Карром и потом с Питером де’Атом, которые, хорошенько все взвесив, согласились, что это вполне взаимовыгодное предложение.

Когда подошла очередь Стивена, по рядам прошел шепот: книгу сняли с подиума и поднесли ему на подпись. Он медленно и старательно написал свое имя в напряженной тишине. Последняя завитушка вызвала всеобщие бурные аплодисменты; на лице Стивена появилась торжествующая улыбка, а на мои глаза навернулись слезы.

В то лето нам предстояло еще одно важное мероприятие: 2 мая должно было состояться посвящение Стивена в члены Королевского общества. Мы выехали из Кембриджа загодя, чтобы вовремя попасть в Карлтон-хаус-террас, элегантный особняк XVIII века с видом на улицу Мэлл [113], являющийся резиденцией Королевского общества. Когда мы въезжали в Лондон с севера, машина начала резко дергаться, а поворачивать руль стало значительно труднее. У нас не было выбора – пришлось продолжать движение, надеясь, что нам удастся добраться до места назначения. Наконец, изо всех сил налегая на руль, я повернула на передний двор Карлтон-хаус-террас, где припарковалась и начала выполнять хорошо отрепетированную последовательность действий: найти обретающихся поблизости пожилых портье, вытащить части инвалидного кресла из машины, собрать кресло, установить его рядом с пассажирским сиденьем, поднять Стивена за подмышки и пересадить из машины в кресло. Затем портье необходимо было проинструктировать о том, как аккуратно переносить кресло через неизбежные лестничные пролеты, ведущие к главному входу. На этот раз последовательность несколько усложнилась, так как машине тоже требовалось наше внимание: у нее спустило переднее колесо.

Как бывало неоднократно, помощь пришла с самой неожиданной стороны. Сам ученый секретарь Королевского общества, немногословный человек, обремененный нуждами почетных гостей и отвечающий за торжественное мероприятие, опустился на колени в своем парадном темно-сером костюме и поменял нам колесо. Мы, в неведении о происходящем, были с почестями препровождены на официальный обед другим кембриджским ученым, президентом Королевского общества сэром Аланом Ходжкиным. Церемония посвящения, обставленная множеством ритуалов, состоялась после обеда в помещении лекционного зала. В честь каждого нового члена произносилась речь, после чего от него требовалось взойти на подиум, чтобы поставить подпись в книге посвященных. Когда подошла очередь Стивена, по рядам прошел шепот: книгу сняли с подиума и поднесли ему на подпись. Он медленно и старательно написал свое имя в напряженной тишине. Последняя завитушка вызвала всеобщие бурные аплодисменты; на лице Стивена появилась торжествующая улыбка, а на мои глаза навернулись слезы.