Анна Франк - Убежище. Дневник в письмах

Мы с Марго писали друг другу записки, разумеется просто так, забавы ради.

Анна: Удивительное дело – то, что происходит ночью, всегда вспоминается мне гораздо позже. Сейчас я вдруг вспомнила, что менеер Дюссел сегодня ночью сильно храпел (пишу днем, без четверти три, и Дюссел снова храпит, потому-то, разумеется, мне и вспомнилось, что было ночью). Мне надо было на горшок, и я нарочно шумела сильнее, чтобы он перестал.

Марго: Что лучше, когда он ловит ртом воздух или когда храпит?

Анна: Лучше, когда храпит, потому что, если я пошумлю, вышеупомянутое лицо, не просыпаясь, перестает храпеть.

Чего я не написала Марго, но в чем признаюсь тебе, дорогая моя Китти, так это в том, что я очень часто вижу во сне Петера. Позавчера ночью мне снилось, что здесь у нас, в Убежище, в большой комнате искусственный лед, я катаюсь на коньках вместе с маленьким мальчиком и его сестренкой-тонконожкой в голубом платьице, которых я когда-то видела на катке. Дурачась, я представилась ему и спросила, как его зовут. Его звали Петер. Во сне я спросила себя, сколько же Петеров я уже знаю.

Потом мне приснилось, что мы с Петером в его комнатке стоим рядом с лестницей друг против друга. Я что-то сказала ему, он меня поцеловал, но ответил, что он меня не очень любит и чтобы я с ним не флиртовала. Я с отчаянием взмолилась: «Петер, я не флиртую!»

Проснувшись, я обрадовалась, что на самом деле Петер мне этого не говорил.

Сегодня ночью мы опять целовались, но щеки Петера обманули мои ожидания, они были не такие нежные, как кажутся на вид, а такие, как у папы, то есть как у мужчины, который уже бреется.

Дорогая Китти!

Сегодня кстати вспомнить пословицу «Пришла беда – отворяй ворота». Ее только что привел Петер. Сейчас я тебе расскажу, какие у нас здесь неприятности и что, возможно, нам еще грозит.

Во-первых, заболела Мип – из-за свадьбы Хенка и Ахье. Она простудилась в церкви Вестеркерк, где происходило венчание. Во-вторых, менеер Клейман все еще не вернулся после очередного желудочного кровотечения, так что Беп в конторе одна. В-третьих, полиция арестовала одного человека, которого я не должна называть. Это очень плохо не только для него самого, но и для нас, поскольку мы с большим нетерпением ждем картошки, масла и варенья. У менеера М. – назовем его так – пятеро детей до тринадцати лет и еще один на подходе.

Вчера вечером мы опять испытали некоторый испуг: вдруг совсем рядом с нами раздался стук в стену. Мы в это время ужинали. Остаток вечера прошел в подавленном и нервозном настроении.

В последнее время мне стало совсем неинтересно записывать, что тут у нас происходит. Гораздо больше волнует меня то, что касается меня лично. Пойми меня правильно, конечно же, я понимаю, как ужасна судьба несчастного, доброго менеера М., но в моем дневнике для нее нашлось совсем мало места.

Во вторник, среду и четверг я с половины пятого до четверти шестого была у Петера. Мы занимались французским и болтали. Я от души радуюсь этим коротким встречам среди дня, а особенно тому, что Петеру, как мне кажется, тоже приятно, когда я прихожу.

Милая Китти!

Куда девалась вся моя усидчивость, в последнее время я только и делаю, что ношусь то наверх, то вниз, то снова наверх. Мне очень приятно разговаривать с Петером, но я все время боюсь показаться ему приставучей. Он кое-что рассказал мне о своей прежней жизни, о родителях и о самом себе. Я нахожу, что этого очень мало, и ломаю голову, как бы попросить его рассказать побольше. Раньше он меня не выносил, и взаимно, теперь мое отношение изменилось, но значит ли это, что и он переменился ко мне? Думаю, что да, но из этого еще не следует, что мы должны стать близкими друзьями, хотя мне это сильно облегчило бы наше заточение. Ладно, хватит сходить с ума, я все время с ним ношусь, не буду еще и тебе морочить голову, я стала совсем вялая.

Милая Китти!

Чем дальше, тем больше все идет наперекосяк. Со вчерашнего дня Петер на меня даже не смотрит. Будто он на меня сердится, я же изо всех сил стараюсь не навязываться ему и не приставать с разговорами, но это ужасно трудно. Что же это такое, что временами отдаляет его от меня, а временами толкает ко мне? А может, я придумываю, может, он тоже человек настроения и завтра снова все будет хорошо?

Самое трудное – несмотря на уныние и горе, выглядеть и вести себя как обычно. Разговаривать, помогать, сидеть вместе со всеми и, главное, быть «живой». Две вещи, которых мне сильнее всего недостает, – природа и какое-нибудь местечко, где я могла бы побыть одна так долго, как только захочу! Китти, наверно, я пишу очень путано, валю все в одну кучу, но я и правда в полном смятении: с одной стороны, схожу с ума от тоски по нему и, когда мы сидим в одной комнате, не могу удержаться и все время смотрю на него, а с другой стороны, ругаю себя: дался мне этот Петер!