Том Рейсс - Подлинная история графа Монте-Кристо. Жизнь и приключения генерала Тома-Александра Дюма

С какой бы симпатией европейские правители ни относились лично к Людовику и Бурбонам, ни одно из государств пока не видело серьезных причин вмешиваться во внутренние дела Франции. Большинство соседей полагали, что (согласно традиционной политике баланса сил) слабость Франции пойдет им только на пользу. Им и в голову не приходило, что Революция может пересечь национальные границы и угрожать их собственным уютным монархиям. Даже самый последовательный противник Французской революции – Эдмунд Берк – был убежден, что французы, «наши враги, сделали работу за нас [472]так, как никогда не смогли бы сделать двадцать [битв при] Рамильи или Гохштедте», то есть ослабили способность своей страны выступать в качестве мощной державы более, чем любое из известных поражений на поле боя. Никто пока не предполагал, что государство, «ослабленное революцией», может представлять серьезную военную угрозу для соседей. Мысль о том, что революция в принципе способна сделать страну сильнее , даже не рассматривалась.

Англия – главная соперница Франции, – естественно, не была склонна помогать Бурбонам, и, пока британские политики левого толка восхваляли Революцию, остальные откровенно злорадствовали по поводу печального положения Людовика XVI. Так ему и надо за поддержку Американской революции. Ее идеология рикошетом ударила по нему самому (вот доказательство того, что Бог – протестант). Занятые проблемами Восточной Европы, ни Россия, ни Пруссия не демонстрировали ни малейшего желания вмешиваться во французские дела. Испания была слишком слаба, чтобы действовать в одиночку или возглавить какую-нибудь коалицию. В том же положении находились мелкие монархии вроде Пьемонта-Сардинии. Они охотно принимали эмигрантов, но вовсе не рвались нападать на революционную Францию.

Последней и лучшей надеждой Людовика на помощь оставался брат его жены, австрийский император Леопольд. Если не считать самого Людовика, Леопольд был сильнейшим монархом Европы. В восемнадцатом веке в состав Австрии входила большая часть территорий Священной Римской империи германской нации – огромного мультиязычного конгломерата государств, возникшего в позднем Средневековье и включавшего некоторые богатейшие земли современных Германии и Италии, а также ряд других областей как Восточной, так и Западной Европы. Многие из этих княжеств граничили с Францией, и, хотя Вена напрямую не контролировала их, она состояла в тесном союзе с их правителями (так было, например, в случае с Пьемонтом-Сардинией). За последние несколько веков французы и австрийцы не раз воевали друг с другом за приграничные земли. Однако с 1750-х годов и особенно после брака Людовика и Марии-Антуанетты Австрия и Франция находились пусть в ненадежном, но все-таки союзе. Если и был монарх, обязанный прийти на помощь королю Людовику, то это Леопольд. Впрочем, австрийский император тоже отказался нападать на Францию. Как и прочие европейские государства, Австрия была потрясена Революцией и боялась ее распространения, но также с удовольствием наблюдала, как Франция, эта вечная вершительница судеб континента, вынуждена поубавить спесь.

Недовольство и изоляция монарха в Тюильри нарастали, и поздней весной 1791 года королевская семья решилась бежать на границу с Австрийскими Нидерландами (современная Бельгия), где, как они полагали, император Леопольд сможет их защитить, а быть может, даже начать борьбу за их возвращение к абсолютной власти. Людовик также испытывал ни на чем не основанную уверенность в том, что стоит лишь выбраться из парижского рассадника революционного экстремизма, как народ вновь станет носить своего правителя на руках. Ночью 20 июня король, переодетый слугой или торговцем, путешествующим вместе с семьей (у этой истории есть две версии), воспользовался экипажем, чтобы совершить «побег в Варенн». Там его инкогнито было раскрыто. Людовик остановился поужинать и вызвал подозрения у обслуживавшего его официанта: последний предположительно сравнил лицо короля с профилем на монете или банкноте и вызвал стражу. (Авторы многочисленных заметок в популярной прессе злословили по поводу обжорства короля, говоря, что ему не хватило сил доехать до границы на пустой желудок.) Король и свита были арестованы и под охраной возвращены во дворец Тюильри.

Своим побегом Людовик публично отверг Революцию, но большинство революционеров все еще не были готовы отвергнуть его и остаться без монарха. Правительство сочинило красивую легенду, объяснявшую поступок Людовика [473]: его семью якобы похитили контрреволюционеры, которые хотели использовать ее как заложников в хитроумном заговоре, однако патриоты своевременно раскрыли эти козни и освободили венценосных особ. Никто не поверил этой истории ни на секунду. Перед побегом король оставил во дворце Тюильри письмо с резким осуждением Революции. Граждане составили петицию [474], в которой называли Людовика лживым предателем и требовали его теперь уже формального отречения от власти. 17 июля толпа демонстрантов принесла эту петицию на Марсово поле, где годом ранее парижане дружно и в гораздо большем числе отмечали Fête de la Fédération, Праздник Федерации.