Жан-Доминик Брийяр - Эдит Пиаф. Без любви мы – ничто

Но у Эдит почти не было времени познакомиться с братом. Когда в конце войны Луи вернулся в Париж, он был искренне возмущен теми условиями, в которых росла его дочь. Ветеран войны обнаружил, что Лина, слишком увлеченная собственной карьерой, поручила девочку заботам Аиши, которая проживала прямо напротив дома супругов Гассион, на улице Ребеваль, дом 91. Возможно, бывшая дрессировщица блох начала разводить этих «прелестных» насекомых и у себя в квартире? В любом случае, свидетельства опишут ее как даму, усердно посещавшую близлежащие бистро и совершенно не озабоченную гигиеной внучки.

Не встретив никакого протеста ни со стороны Лины, чьи материнские инстинкты оказались не слишком-то развитыми, ни со стороны Аиши, Луи вырвал Эдит из той неописуемой грязи, что царила в доме тещи. Понимая, что сам не сможет заботиться о трехлетней малышке, – а Луи вознамерился снова вернуться к профессии странствующего акробата, – мужчина решил отправить дочь в Нормандию, к своей матери, которая, увы, занималась отнюдь не почетным ремеслом.

Бабушка Эдит по отцу, которая к тому времени покинула Фалез и обосновалась в Берне (департамент Эр), содержала на улице Сен-Мишель, № 7 дом свиданий. Вот так, словно по мановению волшебной палочки, ребенок перенесся из парижских меблированных комнат в нормандский бордель. И если обитательницы публичного дома и не были образцом высокой морали, то они окружили маленькую Пиаф заботой и любовью, с которыми она раньше никогда не сталкивалась. Ставшая для этих дам настоящим талисманом, Эдит провела три скорее счастливых года в обстановке провинциальной проституции, близкой к той, которую описал Мопассан в новелле «Заведение Телье». И только в эти годы девочка могла посещать школу. Мадам Лаперрюк, сельская учительница, позднее скажет, что Эдит была «прилежной ученицей, которая почти на лету схватывала все то, чему ее учили» [15].

В возрасте пяти лет у Эдит начались проблемы со зрением. Врач поставил диагноз: кератит обоих глаз – вирусное заболевание, провоцирующее воспаление глазной роговицы. Этот эпизод из жизни звезды стал поводом для сотворения очередной легенды. Согласно некоторым источникам, ребенка поразила полная слепота и зрение вернулось к Эдит лишь благодаря чуду, после того как обитательницы публичного дома в Берне совершили паломничество в Лизьё, к алтарю святой Терезы.

«На самом деле все было совершенно не так, – расскажет позднее Раймон Ассо, первый автор текстов песен Пиаф, который лично знал бабушку Эдит из Берне. – Правда заключалась в том, что [из-за ее болезни] на глаза Эдит наложили повязку. Около шести месяцев девочка жила во мраке. Однажды доктор сказал: “Давайте посмотрим, как обстоят дела”, а она сказала: “Я вижу”» («France Soir», 30 сентября 1959 года). И если проститутки и отправились в Лизьё (в августе 1921 года), то лишь для того, чтобы зажечь свечи у алтаря святой и возблагодарить за исцеление малышки.

Если придерживаться легенды, то это выздоровление повлекло за собой самые разные последствия. И среди всего прочего, прозрев, девочка снова могла наблюдать за тем непристойным спектаклем, что день ото дня разыгрывался в борделе ее бабушки. Существуют свидетельства, что местный кюре, решив, что Эдит уже стала достаточно взрослой, чтобы оставаться в столь злачном месте, надавил на отца ребенка, чтобы тот воссоединился с дочерью.

Действительно, в 1922 году Луи Гассион забрал дочь из публичного дома в Берне. Эдит шесть лет. Она останется с отцом вплоть до 1929 года. В течение этих семи лет девочка будет вести бродячую жизнь, в какой-то мере обучаясь артистическому ремеслу. Сначала акробат подписал ангажемент с цирком «Кароли». Теперь Эдит проводила бóльшую часть времени в бесконечных разъездах – утром возводился шатер шапито, вечером давалось представление, на следующий день цирк снова снимался с места.

Натура неуживчивая, неисправимый индивидуалист, Луи чувствовал себя не слишком уютно в большой цирковой семье, а потому вскоре решил выступать в одиночку. Несомненно, он осознавал все преимущества, которые давало ему присутствие маленького ребенка. Теперь, пока он исполнял свой номер на улице, Эдит собирала деньги с прохожих. Девочка достаточно быстро поняла: чтобы не голодать, ей необходимо разжалобить публику, заставить зевак умиляться ее хрупкости и беззащитности. Условия, в которых провела детство будущая звезда, можно назвать по-настоящему суровыми. Больше не было фургона с яркой надписью «Кароли». И если в удачные дни Луи и Эдит могли заплатить за номер в отеле, то когда их заработок оказывался невелик, им приходилось ночевать в случайном убежище на улице.